Мамуль оглянулась, принялась считать панели, пытаясь понять об чем вообще речь. Вот она разница в образовании — мама летчик, а я будущий капитан, и потому в отличие от мамы у меня более широкая специализация.
— Правее, еще правее, ниже, чуть левее, ага, он. Запусти систему отчистки, неа, ниже, ага, это, — руководила я мамиными поисками нужных датчиков. — На сорок процентов запускай, больше этот утиль не потянет. И вот мам, вот чем ты думала, когда брала этот корабль, а? Ну поменяли они двигатель и возможно систему обороны, и что? Остальное-то рухлядь!
Мама не спорила, потому как знала — конкретно в данной области я ведаю больше, а родительский авторитет не та величина, что фигурировала в наших отношениях.
— Так? — внося данные спросила мам.
— Ага, и заодно запусти систему диагностики неисправностей.
— Кирюсь, а она не запускается автоматически?
— На этих моделях — нет, крейсер YS 200 рассчитан на команду в двенадцать человек.
И мама заметалась по кабине управления, быстрая, стремительная, красивая. Я всегда мамочкой восхищалась, она для меня как эталон идеальной женщины была… если бы не любовь к папандру. А так, какое-то разочарование появилось в моем отношении к мамочке. И вроде люблю, а как-то… не ожидала я от нее такой глупости. А потом как-то припомнились мне синие-синие глаза, революцию моих гормонов… короче все мы имеем право на свое маленькое сумасшествие, вот.
А мамуль отбегавшись, снова села в кресло, выдохнула, лучезарно мне улыбнулась и скрывая страх за улыбкой, спросила:
— Пантеренок, ты как?
Хороший вопрос, я даже задумалась, что на это ответить. Потом тоже решила спросить:
— А ты про что знаешь?
— Начинается! — правильно поняла мой вопрос мамуля.
С улыбкой смотрю на маму и понимаю, как сильно соскучилась.
— Ты где? — спрашиваю без лишних слов.
— На подлете, — она отвлеклась на панель управления, — через пару дней буду у тебя. Предупреждение твое я получила, обдумала.
Корабль придется оставить на орбите, но я и эту проблему решу. У тебя что? Исинхай только глаза отводит, Ашары нет на связи, Наска тоже исчез, — моя мать выдала такую тираду на элате, что мне плохо стало. — Но… ты у людей Исинхая, значит, проблема решаема. Рассказывай, пантеренок.
— Ты бы не прилетала, — протянула я.
Мама на меня так глянула, что стало кристально ясно — тема обсуждению не подлежит.
— Рассказывай, Кира, — уже нервно потребовала мамочка.
Не на ту нарвалась.
— Угу, — я руки на груди скрестила, — начнем с тебя мамуль!
Рассказывай!
Мама напряглась, узрела мой возмущенный взгляд, глазки опустила и грустно спросила:
— Что тебе рассказали, Кирюш?
— Много чего. — нервно передернула плечами и все же не сдержалась. — Мам, планета сплошного идиотизма! Меня папандр сначала под Нрого подсунул, а потом… Дьяру отдал! Я от него едва смылась, и то тени Нрого помогли.
У мамули глаза увеличились, пальцы вцепились в панель управления, лицо побелело и посиневшими губами, она прошептала:
— Так значит Нрого…
— Да мам, — подтвердила я ее невысказанное предположение, — меня отдали Нрого исключительно, чтобы ты прилетела! А по идее папандр сразу хотел кому-то из сыновей всучить.
Мама застонала, закрыла лицо руками и простонала громче. А потом я расслышала приглушенное:
— Он отпустил меня, чтобы ты не досталась правящему клану! Он все просчитал! Он все… — далее ругательство на странном языке, который я уже слышала… от папика.
Дверь приоткрылась, вошел Накар, кивнул среагировавшей на звук маме, потом подошел и поставил передо мной поднос с рыбкой уже прожаренной до золотистой корочки. Следом вошел Икасик, приветственно ткнулся носом в мое плечо и сел рядом, голодным взором поглядывая на рыбу. Со стороны экрана раздался сдавленный стон, а после тирада, причем опять непереводимая.
— Снежная смерть! — в результате воскликнула мама.
— Мой Икасик, — довольная и счастливая ответила я. — Моя радость. Единственный нормальный мужик на всем Иристане, а главное — понимающий.
Некоторое время от мамы не доносилось ни звука, только глаза такие огромные и удивленные. А потом последовал вопрос:
— Ты что сделала с Нрого?
Теперь я на маму удивленно смотрю, а Икас тем временем нагло стянул рыбу, и проглотил ее моментом. Накар узрел это и ушел явно за новой порцией. И вот тогда я маме ответила:
— Да ничего я с ним не сделала. Ну, выпили, ну поговорили за жизнь, ну он рассказал, что его никто не понимает. И все.
По мере моего рассказа мамины глаза все увеличивались. В итоге и рот приоткрылся.
— Что рассказал? — переспросила мать.
— Твою мать! Ты опять стрелки переводишь? А ну живо про себя рассказывай!
— Ты как с матерью разговариваешь?! — вспылила мама.
— Ты почему от дочери свое героическое прошлое скрываешь?! — мы все-таки родственники.
Мама нахмурилась, потом пальцы сцепила, и лишь затем ответила:
— Кира, доченька, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы все рассказать! Потому что ты, Пантереночек, начнешь мстить, в своем извечном стиле! А передо мной сейчас главная задача — вытащить тебя с этого чертового Иристана!
Так-так, а вот это уже интересно. Теперь и я села, сцепив пальцы.
Счастливый и довольный Икасик, стащил еще и булочку с моего подноса, и теперь радостно скалился и облизывался, выразительно глядя на имеющееся. Мол, хозяйка, а что еще есть вкусненького.
Но мне сейчас не до него было.
— Мам, — подозрительно протянула я, — почему отец сказал, что очень сильно любил тебя? И Дьяр на это намекал? И как ты вообще с папандром связалась, у тебя я так поняла нормальный отец был… или есть. Мам, а у меня деда есть? И где мой дядя?
Опустила глаза, отрицательно покачала головой.
— Жаль, — мне действительно было очень жаль.- Так, правда, что папандр тебя любил?
Мама тяжело вздохнула и призналась:
— Он меня очень сильно любил, Кира. Он словно дышал мной, и в какой-то момент мне показалось, что и в моей душе что-то просыпается… А потом меня обвинили в нарушении закона. Эйтнахассаш потребовала наказания, а он… он поверил другой, Кирюсь.
Пять ударов кнутом, и этот кнут был в его руках. Позже, значительно позже, когда выяснилась правда, он молил о прощении. Я не простила. Не смогла. Вот и вся история.
Сижу, пытаюсь понять. Не понимаю.
— Мам, ты мне сейчас очень недоговариваешь, или сильно недоговариваешь, а?
Мамуля улыбнулась, посмотрела на меня своими огромными, зелеными и полными слез глазами и тихо ответила:
— Я клянусь рассказать все, но только когда ты будешь далеко от Иристана.
— Что, до сих пор больно?
Она молча кивнула.
— И ты в курсе кто тебя подставил?
Мама снова кивнула.
Я нахмурилась и откровенно спросила:
— И что? Так и будем всю жизнь молчать в тряпочку и скрываться?
