— Да разве ты был там, Ник? Каким образом ты знаешь обо всем этом? Ведь ты оставался в Бостоне?
— Переехал в лодке. Красные мундиры хотели схватить Ника. «Это мой друг», сказал майор, и Ника отпустили.
— Мой сын не ранен? — воскликнула мистрис Вилугби.
— Ты видел майора на поле сражения, Ник?
— Видел всех, шесть, две, семь тысяч.
— Сколько же осталось убитых? Ты оставался посмотреть?
— Оставался, чтобы взять ружья и много еще других хороших вещей. — Тут Ник, не торопясь, развернул небольшой сверток с эполетами, кольцами, часами, пряжками и прочими вещами, которые он снял с убитых. — Это все прекрасные вещи.
— Я это вижу, Ник, но скажи мне, кого ты ограбил: англичан или американцев?
— Красные мундиры были повсюду. И у них больше было таких вещей.
— Кого больше было убитых: красных мундиров или янки?
— Красных мундиров столько, — сказал Ник, поднимая четыре пальца, — а янки столько, — и он показал один палец. — Много, много красных мундиров! Для них вырыли большую могилу, а для янки маленькую. Англичане плакали, как женщина, когда та потеряет своего мужа.
Так описывал Соси-Ник битву при Бенкер-Гилле, очевидцем которой он был.
Этот рассказ заставил Бекмана поторопиться со своим отъездом. На следующий же день он отправился в Альбани.
Война велась уже систематично. Вашингтон назначил офицеров, и в том числе Бекмана произвел в подполковники. До «хижины» доходили только глухие слухи о том, что происходит между англичанами и американцами. Лето прошло здесь совершенно спокойно. Другой битвы в 1775 г. не было. Бекман стоял под Бостоном, тогда как в Бостоне стоял с королевским войском Роберт.
С наступлением ноября семейство Вилугби, по обыкновению, покинуло «хижину на холме» и отправилось в Альбани, куда на несколько дней приехал Эверт. Там было много молодых офицеров- американцев, и все они наперерыв ухаживали за Мод. Капитан был не прочь выдать замуж свою любимицу за какого-нибудь американца. Но Мод была со всеми одинаково мила и ласкова, не отдавая никому преимущества.
В марте англичане покинули Бостон. Роберт Вилугби с своим полком отправился в Галифакс, чтобы оттуда под начальством Генри Клинтона идти в экспедицию против Чарльстоуна. А в апреле семейство Вилугби вернулось назад в «хижину на холме».
Война продолжалась. Начинали серьезно поговаривать о том, что колонии совсем хотят отделиться от Англии. Эти слухи испугали капитана. Чтобы забыться от всех «своих страхов», он начал усиленно заниматься своим хозяйством: посевами, мельницами, удобрением полей и другими заботами.
Спокойно жилось в «хижине» летом 1776 года. Все дышало миром и тишиной: в лесу тихо шелестели листья, солнце ярко светило, вокруг все зеленело и в изобилии приносило плоды. Год обещал кончиться для обитателей «хижины» без особых событий. Ник после возвращения из Бостона ни разу не заглядывал сюда.
Прошел год с того времени, как Роберт оставил родительский дом.
Глава XI
Роберт прислал только одно письмо. Он писал отцу о прибытии английского войска под командой сэра Вильяма Гоу, о состоянии своего здоровья, а в постскриптуме стояли следующие слова: «Скажи моей милой Мод, что люблю я только тех, кто остался в „хижине“. Если бы я встретил женщину, наполовину похожую на Мод, я давно был бы уже женат».
Все видели в этой приписке простую шутку, вполне позволительную со стороны брата. Но не так отнеслась к этому Мод. Когда письмо было всеми прочитано, она унесла его в свою комнату и там читала и перечитывала его несколько раз, а потом, видя, что о нем забыли, оставила его у себя; это письмо всегда было с ней, и часто, оставшись одна в своей комнате или удалившись в лес, она перечитывала его снова и снова.
В «хижине» перестали уже бояться нападений, так как не слышно было о схватках на границах, подобных прошлогодним.
— К чему нам беспокоиться обо всем этом? — сказал капитан, когда однажды Вудс напомнил ему, что ворота до сих пор еще не поставлены на место. — Это потребует много времени, а теперь оно нужно для уборки полей. Ведь здесь мы в полной безопасности, даже больше, чем если бы были в Гайд-парке[12], где все-таки надо бояться воров, которых там много.
Капеллан, разделявший мнение капитана, не настаивал.
Никто в «хижине» не знал еще о большом сражении в июле. Правда, еще в мае до них доходили слухи о намерении нескольких провинций объявить себя независимыми; но в письме майора об этом говорилось глухо, а других источников, откуда можно было бы узнать положение дел, не было.
Уже несколько месяцев Белла была матерью, и маленький Эверт, родившийся в «хижине на холме», завладел всеми ее мыслями. Ее свадьба несколько охладила отношение двух молодых девушек, а после рождения ребенка они стали бывать вместе еще реже. Мод была предоставлена самой себе, и никто не мешал ей все глубже погружаться в свои мысли и чувства, прогуливаясь в лесу, куда она любила уходить каждый день. Гуляя по лесным тропинкам, она не думала ни о каких опасностях, да и нечего было бояться. Прохожих здесь не могло быть, так как большая дорога к «хижине», по которой ходили все, лежала на другой стороне, а диких зверей всех перестреляли и повыгнали уже давно. Вот уже десять лет, как ни Ник, ни лесники, обходившие постоянно прилегающие горы, не встречали здесь даже пантер, которые раньше часто заходили сюда летом.
Однажды, в конце сентября, часа за три до захода солнца, Мод шла по своей любимой дорожке к скале, где Ник по приказанию капитана устроил для нее скамейку. Это было довольно далеко от жилищ рабочих. Отсюда открывался чудный вид на прежний бобровый пруд.
Поднявшись на скалу, она села на свое обычное место на скамейке, сняла шляпу и стала с наслаждением любоваться открывшимся видом, находя в нем все новые и новые прелести. Солнце склонялось к западу, тени удлинялись, все было залито нежным розовым светом; рабочие работали в поле, дети играли возле женщин.
«Как хорошо!» — подумала Мод.
В эту минуту в долине раздался отчаянный крик, наполнивший Мод ужасом. Рабочие с мельницы и с полей, женщины, дети — все бросились к «хижине». Первым движением Мод было бежать, но, подумав, она решила, что бежать уже поздно и благоразумнее остаться здесь, тем более что она была одета в темный костюм и на таком расстоянии различить ее было невозможно, к тому же позади нее возвышалась громада скал.
По всем тропинкам, ведущим к «хижине», бежали колонисты, некоторые забегали в свои жилища, хватали детей и неслись к палисадам. При первом же крике капитан Вилугби был уже на лошади посреди рабочих. Привыкший к опасностям, он подъехал к мельнику, поговорил с ним минуту-две и быстро отправился к холму. Мод задрожала, боясь за безопасность отца; по его хладнокровию она заключила, что неприятель еще далеко. Проезжая мимо собравшихся в долине, капитан поговорил с ними, желая их ободрить. Потом вернулся к «хижине». На площадке толпились колонисты. Некоторые из них, вооружившись, выходили из ворот. Отдавая приказания, капитан проехал посредине толпы и скрылся во дворе. Через минуту он опять появился вместе с женой и Беллой, державшей на руках ребенка.
Мало-помалу водворился порядок. Способных носить оружие было тридцать три человека; к ним можно было присоединить еще десять или двенадцать женщин, умевших стрелять; они стояли теперь с карабинами и мушкетами в руках. Большого труда стоило капитану привести колонистов в порядок, так как им не были известны самые простые правила военной дисциплины. Он назначил нескольких капралов, Джоэль был сделан сержантом, а Джойс, старый ветеран, исполнял должность адъютанта. Двадцать
