— Кто-то идет, — тихо сказала она.
— Поговорите со мной. Ну скажите же что-нибудь, — произнес он умоляюще тем же тоном.
— Я должна уйти.
— Скажите мне что-нибудь, что-нибудь доброе. Пожалуйста.
Нескладный и некрасивый, он горестно смотрел ей в лицо. Единственной мыслью Шарлотты было бежать.
— Это нелепо, — сказал Серио раздраженно. — Вы смотрите так, будто ненавидите меня. Почему? Скажите.
Она не могла смотреть на него. Он был просто чужим человеком, и ей нечего было ни говорить, ни объяснять.
Но он ничего не понимал и настаивал:
— Это было неприятно, да?
Он умолял ответить, ища оправдание ее непреклонности. Потом разъярился: она привела его в такое возбуждение, а теперь ведет себя так, словно не имеет к этому никакого отношения.
— Я должна уйти, — снова в отчаянии сказала она.
— Скажите мне что-нибудь, прежде чем уйдете, что угодно. Что-нибудь доброе. Одно доброе слово.
Доброе слово было бы последним, которое она могла сказать ему. Его тупость ужаснула ее, и, коротко пожелав доброй ночи, Шарлотта бросилась назад к дому. Мгновение он стоял на тропинке, открыв рот. Потом яростно ударил ногой по склону.
— Женщины! Проклятые женщины! Но я найду ее снова. Я найду ее. Мы еще не закончили. Я отплачу ей той же монетой.
Он был зол и давно уже не был так несчастен.
В последующие дни Шарлотта прилагала все усилия, чтобы загнать отвратительный случай, произошедший у нее с Жюлем Серио, в самые дальние уголки памяти. Ей не хотелось глубоко задумываться о мотивах того, что заставило ее отдаться совершенно чужому мужчине, к которому она не чувствовала никакого влечения. В конце концов это было несколько мгновений. В ее горьких воспоминаниях таилось сознание вины, предательства и измены. Она старалась восстановить самообладание, полностью изгнав образ мускулистого парня из своей жизни.
В следующее воскресенье семейство Флоке не поехало в Жувизи, и Шарлотта надеялась, что этот перерыв окончательно поставит преграду между ней и Серио. Она боялась, что ей придется увидеть его снова, боялась встретиться с ним глазами или даже его вопросов.
Но через неделю они снова отправились в деревню. Днем все захотели пойти прогуляться, Шарлотта, опасаясь встретить соседа, пошла неохотно. Как нарочно, он первым встретился им на пути. Занятый, как обычно, возней со своей лодкой, он вышел поприветствовать дам. Шарлотта избегала его взгляда. Ей хотелось, чтобы его не существовало, и она не скрыла раздражения, когда мадам Морель пригласила его и его мать на чай.
Шарлотта всячески старалась не оставаться с ним наедине, но он так искусно действовал, что неожиданно она обнаружила себя стоящей рядом с ним под большим вишневым деревом, в то время как остальные ушли вперед.
— Я должен поговорить с вами, — спокойно сказал Серио, внимательно изучая узел на порванной веревке качелей.
— Есть ли в этом смысл? — Голос молодой женщины был холоден.
— Прошу вас. Мы не можем оставить это так.
— Нам нечего сказать друг другу.
Она еле сдерживала себя, чтобы не сказать ему оскорбительных слов. Он был уродлив, туп и самодоволен, и ей ненавистно было думать о том, что произошло между ними. Это он понимал.
— Вы очень жестоки, — сказал он тихо.
Она повернула к нему свое равнодушное, но все еще со следами напряжения лицо.
— Забудьте все, — сказала она. — Больше мне нечего вам сказать.
Она хотела повернуться и уйти, полагая, что он не осмелится ее задерживать, однако не заметила, что остальные, шедшие впереди них, уже скрылись из виду за углом оранжереи. Серио воспользовался этим и схватил Шарлотту за руку.
— Вы думаете, я с этим смирюсь? Неужели вы ничего не чувствуете? Вы должны объяснить мне.
— Отпустите меня.
Он в изумлении уставился на нее.
— Что вы за женщина, Шарлотта Флоке? — выдохнул он. — Вы не какая-нибудь пустышка и не истеричка, а вы отдались мне, как обычная развратница. Что вам от меня было нужно? Неужели вы мне не скажете?
Ее тронула мольба, с которой он смотрел на нее своими выразительными глазами, и она пожалела его.
— Простите меня, — сказала она, — …и не пытайтесь понять. Возможно, я и сама не понимаю себя.
Он все еще держал ее за руку, не желая отпускать ее.
— Будьте великодушны… — попросила она.
Он отпустил ее руку, но продолжал наблюдать за ней, пытаясь прочитать правду на ее маленьком изменчивом лице, в ее прекрасных ускользающих глазах.
На его губах блуждала ухмылка.
— Вы могли бы по крайней мере дать мне возможность взять реванш, — сказал он. — Знаете, я ведь могу быть гораздо более убедительным.
— Умоляю вас, давайте оставим все это.
Ей удалось сдержаться, и она с достоинством удалилась. Жюль, прищурившись, сердито наблюдал за ней, потом двинулся вслед. Они присоединились к остальным.
Серио быстро простился со всеми и бросился к своей лодке. Большими стремительными гребками он отошел от берега и поднял парус. Был сильный ветер, и он стоял на носу так, чтобы при порывах ветра его обдавало брызгами.
Небо затянули тучи — собиралась гроза. Серио мрачно вцепился в трос, заставляя шлюпку идти против течения. Он насквозь промок, и одежда прилипла к его крепкому телу. Очень скоро на реке он остался один; нос шлюпки рассекал волны, а сам он лежал плашмя на ветру, и холодные брызги летели ему в лицо.
Однажды воскресным днем в середине ноября Шарлотта поехала в Жувизи одна. Этьен сказал, что ему необходимо посетить дневной спектакль, чтобы собрать материал для своей газеты, а Луиза была приглашена на праздник в местную церковь. Шарлотта, которая не могла провести неделю, чтобы не повидать свою дочь, села на утренний поезд.
День был унылый с низко висящим небом. Сад выглядел грустным и пустым, и они разожгли большой огонь в камине гостиной на первом этаже. К четырем часам погода стала настолько плохой, что мадам Морель сказала дочери:
— Тебе лучше поехать домой пораньше, дорогая. Ехать с семичасовым поездом, пожалуй, немного поздно для такой погоды.
Шарлотта согласилась, и Тереза собралась проводить ее. Они пошли по тропинке вдоль Сены.
— Может быть, тебе не следовало брать столько фруктов. Наверное, нести их очень тяжело, — сказала Тереза, взглянув на большую дорожную сумку, которую несла Шарлотта.
— Не тяжело, а наши яблоки намного лучше тех, что продаются в лавках…
Она взяла мать под руку. Они шли вдоль реки, над которой уже поднимался туман. Сквозь него они едва могли разглядеть дрожащий круг света с парома, перевозящего пассажиров через реку.
На пароме была веселая компания подвыпивших молодых людей, мужчин и женщин, которые, очевидно, возвращались то ли с пикника, то ли со свадьбы. Они пели, играли на аккордеоне, их силуэты, словно призраки, двигались в тумане. Девушки смеялись и наклонялись к воде, а паромщик стоял у своих весел, ни на кого не обращая внимания.
