Сколько Андрей себя помнил — ему снилась война. Эти бесконечные сны, когда он прятался в окопах, когда в него стреляли, и он в ответ — ослепленный ужасом смерти, храбрый животным желанием жить — наводил оружие на врага, — изматывали его. Ему было страшно. Он просыпался в поту. И иногда ему начинало казаться, что его действительно могут убить во сне.
В пятницу по расписанию стояло четыре пары. Причем первой и последней шли “практики”, прогуливать которые выходило себе дороже, причем в прямом смысле: приходилось пересдавать за деньги. А лишних денег у Андрея не было. Поэтому пятницу приходилось полностью отсиживать в университете.
За окном светило солнце, и люди прыгали через лужи веселые и беззаботные. На дворе курили первокурсники и засматривались на старшекурсниц, всех как одна надевших по случаю весны короткие юбки. Обсуждали их, смеялись, а те, готовящиеся к защите диплома, проходили мимо, длинноногие и недосягаемые. Глядя на них, хотелось звонить Татьяне, и он звонил, но она не отвечала.
На последней паре — практикуме по государству и праву — долго и нудно разбирали случаи по нарушению трудового законодательства. “Какой прок — знать трудовой кодекс, — зло думал Андрей, — когда нарушается он на каждом шагу, когда ты все равно никому ничего не докажешь, и судиться можно годами, и все равно ни с кого ничего не получишь…” В далеком маленьком городке его отец работал инженером на огромном предприятии за гроши. Да и те задерживали, заставляли работать по выходным и праздникам, не платя в двойном размере. Недовольных увольняли. От постоянного унижения отец потихоньку спивался. Отыгрывался на матери, работавшей там же бухгалтером и бравшей разные халтуры на дом, чтобы выучить Андрея, вытянуть его младшую сестренку. Та не оставалась в долгу… Да и сам Андрей, постоянно подрабатывавший где только можно, знал, в какое место обычно предлагают засунуть трудовой кодекс работодатели.
Когда пара наконец-то закончилась, Андрей вышел на крыльцо, прислонился к перилам и закурил. Хотелось пойти часа на два-три засесть в компьютерный клуб, что недалеко от общаги, но денег не было. Успокоил себя, что в такую погоду париться в клубе глупо. Но вечер надо было как-то убить. Привычно хотелось выпить. И только он отчаялся, прикидывая, что денег — сотня на неделю, как все стало складываться само собой. Тут же вокруг образовалась подходящая компания, предлагающая такое дело — начало весны — отметить. Взяли пива и пошли в парк, где скамейки уже успели не только оттаять, но и просохнуть. Встретили по пути каких-то девчонок, притащили с собой в парк, стали поить.
— Мы в том году с Петром на игрушку ездили— клево было! — Димка, студент юрфака и главный заводила в их компании, взялся растолковать им любимую в компании байку. — Как-то мы так ужрались, что разнесли две палатки. Пападос, думаем. Утром на нас наехали: это вы? Ну я не знаю, как отбодаться, и начинаю плести, мол, это Петрович, с…ка такая, нажрался вчера и давай буянить. Мы его насилу утихомирили. В смысле, что выдумал я несуществующего Петровича. А че, очень удобно. Мы потом все свои проделки на него сваливали: и компот общий он за всех доел, и игровые деньги спер. Самое смешное, что, когда мы уезжали, выяснилось, что половина игроков лично с нашим Петровичем знакома. Мне же, прикиньте, еще и привет от него передавали!
Димка с Петром не просто были соседями Андрея по комнате в общежитии, но, как и он, были реконструкторами — играли по сорок пятому году. Восстанавливали экипировку времен Великой Отечественной. Объездили с поисковыми экспедициями всю область. Но не столько им интересно было восстанавливать историческую справедливость — возвращать имена героически погибшим солдатам, защищавшим родину, сколько искать оружие, обмундирование.
Про Димку говорили, что он нашел настоящее серебряное кольцо с девизом СС, руническими символами и подписью Гиммлера внутри. А кто-то говорил, что он “Мертвую голову” нашел. “Мертвая голова” не являясь государственной наградой, считалась личным подарком рейхсфюрера СС, то есть, по сути, была одной из высших наград, которая вручалась за личные достижения, преданность службе, лояльность фюреру и идеям нацизма. Андрей видел у кого-то его копию, приобретенную через антикварный сайт — литой массивный кусок серебра в виде венка дубовых листьев, рун и с чем-то похожим на голову. С гравировкой “S. lb”1 на внутренней стороне, но без фамилии владельца.
Настоящая “голова” стоила безумных денег, найти ее было совершенно нереально, и держать просто так дома — глупо. Так что Димкино кольцо в любом случае было попроще. Если вообще не было искусно состаренной подделкой из того же сетевого магазина. Впрочем, своих предположений Андрей вслух не высказывал: хочется человеку таскать фашистское колечко и думать, что оно настоящее, — пусть таскает. Решать нравственную дилемму Андрею не хотелось: Димка был хорошим другом.
Само собой разговор свернул на тему реконструкции.
— Нам-то хорошо, в сороковые уже был отлажен промышленный выпуск обуви, а тем, кто играет по восемьсот двенадцатому году ва-аще туго, — Димка сел на любимого конька, — им же надо искать кожу ручной выделки, а потом — того, кто вручную сошьет обувь.
— Да ладно, — отмахнулся Андрей, — уже давно все на поток поставлено. В Москве элементарно можно найти и кожу, и мастеров, и готовую обувку того времени. Были бы деньги.
— Ну или так. Я не про то. Я про то, что нам-то проще. Кирзачи у любого алкаша за маленькую купить можно.
— Вот еще, в брезенте ходить! — Петр швырнул в сугроб пустую бутылку и потянулся открывать новую. — Если есть возможность выбирать, то уж лучше в кожаной обувке.
О девчонках сразу забыли — Димка с Петром отчаянно заспорили о своем. Какая-то часть компании давно уже откололась и обсуждала игры. Андрей слушал вполуха и тех и других. Все было как обычно: не удивляя, но и не напрягая ничем новым.
Но пиво на пустой желудок начало действовать. Петр шутя толкнул его в бок, Андрей — ответил медленным красивым ударом, и пошло-поехало. Полушутя-полусерьезно они встали в спарринг и старательно мутузили друг друга напоказ, перед заскучавшими девчонками и просто чтобы лишний раз доказать себе и миру свою “крутизну”.
Ну, а что еще делать, когда ты видишь себя Шварценеггером и Биллом Гейтсом в одном флаконе, а сам за свои двадцать лет всего-то и успел, что поступить в университет, прочитать пару книжек, посмотреть пару фильмов, да одно лето прожить в лесу? Когда впереди у тебя вся жизнь со всеми ее сногсшибательными возможностями, а ты все еще живешь за счет родителей и у тебя весь лоб в прыщах.
Короткий весенний день заканчивался. Низкое солнышко спряталось за крыши домов, и тени стали темно-синие, длинные. Похолодало. Вдруг оказалось, что еще и девчонки, которым надоели их малопонятные беседы, куда-то ушли. Народ же как раз дошел до кондиции, когда срочно нужно: а) в тепло, б) добавить, в) без женского общества — никак.
— А где девчонки? — расстроенно протянул кто-то.
— От Петрович, скотина, первый сориентировался, баб наших увел! — Димка искренне возмутился.
— А фигли ты его вообще сюда звал?
— Да я не звал, мы пришли — он тут уже тусовал!
Потом пили в общежитии у Андрея и Димки с Петром. Набилось в комнату человек десять. Кто-то пошел ставить чайник, чтобы заварить вермишель быстрого приготовления, кто-то — звать каких-нибудь девчонок. Хорошо бы, конечно, найти — стрясти с кого-нибудь — денег и сходить за колбасой; позвать медичек — с ними проще. Но, если деньги и найдутся, пойдут за водкой, а медички жили в другом общежитии, до которого отсюда больше часа добираться.
Андрею было тошно от самого себя, в голове все потихоньку плыло. Он забился в угол к компьютерному столику и рассматривал расставленные на нем и по полочкам рядом патроны — Димкину коллекцию. Финские V.P.T. — Valtion Patruuna Tehdas, Sako с завода в Riihimaki, американские с клеймом W — Winchester, немецкие с буквой “P” — Polte Armaturen-u — и номерами заводов: их много — все не запомнишь. Андрей перевернул донцем вверх советский патрон — с одного краю “Т”, с другого — номер — тульский.
Пришли однокурсники Андрея, притащили литровую водки и две полуторалитровых бутылки кока- колы, чтобы делать “волшебные пузырьки” — смешать, чтобы быстрее подействовало.
— Беспрецедентная акция компании Coca-Cola: под каждой седьмой пробкой — водка!
