– Видите, господа, какие бывают забавные совпадения. Наш славный хозяин, несомненно, принял вас за демонов.
Старший Лазутчик воткнул в торговца тяжелый взгляд, который тот, впрочем, выдержал совершенно спокойно, даже с нарочитой безмятежностью, и медленно произнес:
– Надеюсь, вы понимаете, что он ошибся?
Не успел возмущенный до глубины души трактирщик отрыть рот, чтобы засвидетельствовать, что ему и в пьяном угаре не придет в голову считать уважаемых господ не то что демонами, но и даже ровней всему этому сброду, как неугомонный торговец его опередил.
– Разумеется, – быстро ответил он, – ошибаться могут даже великие ученые, чего же говорить о недотепе-трактирщике, да и о нас всех, простых смертных.
– Простых смертных… Хорошо, что вы это понимаете, – Лазутчик не отрывал взгляда от торговца, – иначе…
– Я хорошо знаю, что может быть иначе, – в голосе торговца неожиданно зазвучала сталь, – поэтому, думаю, вам стоит немедленно покинуть это заведение.
Все замерли. Стоящий у стойки Маркус охнул и с изумлением уставился на наглеца. Что говорит этот человек? Как можно так обращаться к людям Ордена?! Воздух в трактире, казалось, сгустился и зазвенел от возникшего напряжения.
– Покинуть, – задумчиво сказал Лазутчик, – а стоит ли, Мастер? Не переоцениваешь ли ты себя?
– Может быть, – торговец, который ничуть не удивился обращению 'Мастер', тихо рассмеялся, и его смех звонко рассыпался по замершему залу, – людям свойственно себя переоценивать, особенно простым смертным… А ты проницателен.
– Ты думал, что сможешь остаться незамеченным, Мастер?
– Нет, не думал. Вот только и твоя проницательность имеет границы.
– Какие же, Мастер?
– Не Мастер. Магистр.
После этих слов в трактире воцарился ад.
Все, что происходило дальше, трактирщику и его гостям могло привидится только в горячечном бреду. Лазутчиков – всех вместе – словно сразил приступ падучей болезни. Они корчились и извивались так, словно кости их были резиновыми, а суставы гнулись во все стороны. Тела раздулись, словно что-то распирало их изнутри, одежда расползалась по швам, обнажая серую плоть. Человеческие личины растягивались и опадали клочьями. Из-под лохмотьев кожи проглядывало что-то скользкое и покрытое желтой слизью. Руки удлинились, пальцы вытянулись, затвердели, превращаясь в загнутые, отливающие стальной синевой когти. На спинах, разрывая плащи, вырастали черные, сочащиеся дымящимся ядом шипы. Через несколько секунд посредине зала стояло четыре чудовища, каждое в два человеческих роста, с вытянутыми оскаленными мордами, покрытые чешуей и твердыми роговыми пластинами.
Ближе всех к дьявольским созданиям оказался бедняга Маркус. От ужаса он не мог сдвинуться с места, лишь расширившимися глазами следил за приближавшейся смертью. Все остальные посетители в панике, опрокидывая стулья, рванули к выходу, только длинный Лука, видя, какая опасность угрожает его другу, пересилил себя и, схватив в качестве оружия покрытый копотью вертел, приготовился к бою, сознавая в душе, что этот бой будет последним.
Трактир сотряс пронзительный вой. Именно сотряс, поскольку на полках задрожала и зазвенела посуда, а несчастный Маркус почувствовал, что сердце его забилось с такой силой, что вот-вот должно было разорваться на части. Несколько человек упали на пол, а Лука, выронив вертел, изо всех сил сжал уши руками. Холодные, истекающие слизью тела источали сладковатый запах, отвратительный и ужасный не менее, чем вид этих богомерзких созданий.
Изо всех оставшихся присутствие духа и хладнокровие сохранили только трое торговцев. Тот из них, кто назвался Магистром, ловко вскочил на стол. В руках его, как по волшебству возник длинный клинок, который опытный глаз определил бы как легкий кавалеристский орденский меч, известный идеальным балансом, твердостью стали и остротой заточки. Двое других также обнажили мечи, прикрывая спасающихся посетителей, и заняли позиции напротив выхода.
Маркус, с обреченностью глядя на приближающееся чудовище, готовился к смерти. Он был не в состоянии даже ущипнуть себя за ляжку, что бы удостовериться, что все происходящее – не ночной кошмар. Торговец-Магистр, не теряя ни секунды, одним прыжком перелетел через добрую половину обеденного зала и могучим пинком отправил бедолагу на пол под защиту тяжелой дубовой стойки. Потом с легкостью и даже с изящной небрежностью, свидетельствующими о колоссальном боевом опыте, ушел от удара страшных когтей, и, двигаясь с поразительной скоростью, оказался за спиной атакующей твари. Его серебристый клинок с тонким свистом рассек воздух, а сам Магистр неподвижно застыл в боевой стойке – именно так, как на лубочных картинках изображают мастеров боя – ноги широко расставлены, меч отведен в сторону. Чудовище зашаталось, издав утробный хлюпающий звук, сделало два неровных шага к стойке и тяжело опустилось на пол. Его спину пересекала длинная глубокая рана, пузырящаяся розовой кровью.
Окно трактира, на котором был выложен цветной витраж – Святая Дева кормит веселого и жизнерадостного младенца-Спасителя – со звоном рассыпалась на мелкие осколки, и в зал влетела распластавшаяся в воздухе белая тень. Через мгновение один из зверей дико заревел, и заметался по трактиру, круша как игрушечные тяжелые дубовые столы, в попытке скинуть со спины вцепившуюся в загривок огромную белую собаку. Двое торговцев, стоящих у входа, одновременно атаковали оставшихся тварей, которые были явно обескуражены неожиданной смертоносностью противника. Схватка продолжалась лишь несколько мгновений, и в результате, в трактире посреди опрокинутых столов и разломанных стульев остались лежать четыре чудовища и один из торговцев, сердце которого пронзил стальной коготь бьющегося в агонии зверя.
Магистр долгим взглядом оглядел поле битвы. Собака, облизывая окровавленную морду, уселась у его ног и ткнулась носом в ладонь, требуя похвалы.
– Джефф, тебе было приказано охранять на улице, – строго сказал Магистр.
Услышав сердитые нотки в голосе хозяина, огромный пес поджал хвост и понурился, всем своим видом показывая признание своей вины. Магистр смягчился и почесал собаку за ухом. Затем он одним плавным движением вложил меч в ножны, отстегнул от пояса боевой рог, окованный серебром, поднес к губам, и в воздухе зазвучал протяжный зов.
Не успел смолкнуть тоскливый звук рога, как в зале, словно по волшебству появились люди в темных плащах, они подхватили тело убитого товарища, подняли с пола еще не до конца пришедшего в себя Маркуса и быстро покинули трактир. Потом сноровисто полили добротные бревенчатые стены остро пахнущей жидкостью из глиняных кувшинов, Магистр поднес зажженный факел, и приземистое здание запылало светлым жарким огнем.
Люди, назвавшиеся торговцами, исчезли, словно растворились в воздухе. Посетители и случайные зеваки разбежались прочь от трактира, словно от проклятого места. И только Маркус стоял перед горящим домом, сгорбленный, с растрепанными волосами, поддерживаемый под руку старым другом Лукой.
II
Великий Канцлер из высокого сводчатого окна своих рабочих покоев наблюдал, как последние лучи заходящего за горный кряж солнца рисуют причудливые узоры на легких облаках, медленно проплывающих из влажных предгорий на равнину. Правду говорят, что в Эдеме самые красивые закаты во Вселенной. Полюбовавшись некоторое время на опускающееся светило, он неторопливо проследовал за широкий покрытый зеленым сукном стол и опустился в кресло с высокой резной спинкой. За спиной в камине тихо потрескивали дрова, а рядом на подстилке лежала огромная белая собака. Человек, впервые оказавшийся в покоях Великого Канцлера, мог принять ее безмятежный вид и закрытые глаза за чистую монету. Но тот, кто был не понаслышке знаком с орденскими боевыми собаками, знал, что она походила на взведенный арбалет, при малейшей опасности от сонного спокойствия не останется и следа, и огромные клыки за считанные мгновения окажутся у горла неприятеля.
