огладила ближний чемодан и без сомнения выдала: – Тут все тютелька в тютельку. Аккурат на две недели.
Вошедший вслед за Туполевым шофер подхватил мою поклажу, крякнул едва слышно и поволок чемоданы на улицу.
– Присядем на дорожку? – спросила я.
– В машине насидимся, – проворчал нежно любимый, и я тут же вспомнила мою дражайшую подругу Дусю. В моменты, подобные этому, Дуся обзывала Туполева «этот твой карликовый олигарх», и в моменты, подобные этому, я с ней соглашалась. Человек-топор был явно не в духе, и лезвие лица опасно посверкивало.
– У тебя неприятности? – цокая по ступеням подъезда моего элитного малоэтажного жилья за спиной «олигарха», поинтересовалась я.
Назар придержал передо мной дверь подъезда и скупо обронил:
– Дела разгребал.
– Разгреб? – в той же скупой манере побеспокоилась я.
– Да разве их разгребешь? Конюшни.
Я сочувственно почмокала губами и уселась на заднее сиденье представительского «мерседеса».
Пора было начинать радоваться.
Улицы города неслышно проносились за окнами машины, витающий в деловых облаках Туполев сидел рядом, на пристани развивал пары белый теплоход, а туча унеслась куда-то далеко проливать свои щедрые слезы. Причин для радости набиралось с избытком, но просветленного умиротворения почему-то не наступало. В голове ржавым болтом вращались прощальные слова подполковника Огурцова: «В случае необходимости мы с вами свяжемся». Я держала Туполева за локоть, пальцами второй руки рассеянно барабанила по колену и все никак не могла выстроить поступки по степени значимости. Имеет ли право девушка, отправившаяся, так сказать, в предсвадебное путешествие, отключить сотовый телефон и не реагировать на призывы органов охраны правопорядка?
На мой влюбленный взгляд – имеет, однозначно.
Но если взгляд оставить в покое, то не получится ли так, что органы приедут за девушкой сами и снимут ее с рейса? Точнее, прилетят и выволокут. Это во-первых.
А во-вторых, стоит ли девушке каяться и рассказывать любимому о казусе на набережной? Слов нет, если бы Назар Савельевич приехал в добром расположении духа, я в порядке невинного бреда поведала бы ему о «клетчатом иностранце», своей наблюдательности и головотяпстве контрразведки. Даже похихикала бы: «Ах, ах, глупейшая ситуация, я единственный свидетель». Глядишь, и пронесло бы бурю стороной…
Но Назар Савельевич сидел мрачный, как та туча, поэтому повествование о моих очередных злоключениях я мудро решила оставить на потом. На время позднего интимного ужина, когда укрытые летними сумерками берега будут проплывать за окнами – или у них там сплошь иллюминаторы вместо окон? – парохода, а Назарушка, теплый и податливый, будет лакать третий фужер шампанского. Сказать, поцеловать и сразу в постельку, чтоб не бросился чемоданы за борт вышвыривать. (Видение плавающих за бортом чемоданов постоянно возникало перед глазами благодаря стараниям родимой матушки. Собирая неразумную дщерь в поездку, мама, пытаясь выглядеть убедительной, твердила:
– Будь благоразумной, Софья. Зная твой характер, умоляю – будь благоразумной. Твой первый муж был дивным человеком…
Пять минут из этой речи можно оставить за скобками, поскольку моего экс-супруга мама жутко уважала за породу и изысканность и вспоминала о нем с увлечением.
– …Теперь ты встретила Назара. Он человек совсем другого склада, тем не менее партия блестящая! – Матушка поднимала глазки к потолку, голос ее звучал с придыханием на последних словах, и становилось видно, как ей хочется стать тещей взаправдашнего олигарха. – Софья, вчера мне приснился сон: Назар Савельевич вытряхивает за борт твои чемоданы. Ты уже плаваешь в реке, а тебе на голову падают платья и юбки. Потом ты остаешься за кормой, как кучка мусора, а корабль уплывает за горизонт…
Красочная картинка, правда? Именно благодаря красноречию матушки «чемоданы за бортом» привольно расселились в моем воображении.
– Софья, умоляю! Будь благоразумна! Тебе
Но я была строптива. Хотя и влюблена. Я терпеть не могу напоминаний о бывшем муже, намеков на возраст (достаточно свежий, на мой взгляд) и пророчеств с придыханиями. Я девушка глубоко самостоятельная и давно привыкла все решать сама.
– Мама, – в результате сказала я, – будешь канючить, брошу и Туполева.
Это был удар ниже пояса. Запрещенный и обманный. В Назара Савельевича Туполева я была влюблена, как сотня мартовских кошек. Его внимание мне досталось потом, кровью и первой сединой, поскольку за весь отрезок моей половозрелой жизни он показался мне единственным мужчиной, достойным приложения усилий. Титанических, но оправданных.
И вот теперь я была готова все качественно испоганить. Упасть в ложь словно за борт, накрыться мокрым ворохом чужих тайн и отпустить за горизонт нечто главное и единственно важное для юной девушки в двадцать шесть лет…
А может, плюнуть на все и вообще забыть? Клетчатого гражданина органы вряд ли поймают, уж больно прыток… Да и опознавать мне в нем, собственно, нечего… Не парик же с очками, в самом деле, на опознании предъявят…
Ни забыть, ни плюнуть, ни договориться с совестью у меня не получилось по одной простой причине: единственным знакомым человеком в команде белого теплохода оказался контрразведчик Сидоров. Едва мы поднялись по трапу под милую музыку Вивальди, несущуюся из динамиков, и раскланялись с помощником капитана, как я тут же увидела в конце шеренги стюардов, вышедших принять гостей, перекошенное лицо с выпученными глазами. Контрразведчик Сидоров собственной персоной замыкал шеренгу белых стюардовских рубашек, а на его черном пиджаке висела табличка, рекомендующая сего господина как члена службы безопасности судна.
Ступор, напавший на меня, длился не более пяти секунд. Опытный Сидоров справился с, мягко говоря, недоумением еще быстрее, и, думаю, наш стремительный обмен взглядами остался незамеченным для окружающих. Туполев протокольно-любезно болтал с помощником капитана, его шофер передавал наш багаж стюардам, я и чекист старательно смотрели в разные стороны. Шея контрразведчика медленно наливалась малиновым цветом.
– Ваши каюты очень удобно расположены, – вещал помощник в белоснежном кителе. – Рядом находятся…
Что находится рядом, Леонид Аристархович поведать не успел. В кармане Назара Савельевича затрещал сотовый телефон, – этот зуммер я очень хорошо знала, так как из разнообразия мелодий именно этот колокольный перезвон всегда заставлял Туполева реагировать стремительно, – и месье олигарх тут же выдернул трубу наружу:
– Да, Валентин, слушаю.
Пароходный начальник сделал едва заметный жест, стюарды подхватили чемоданы и поволокли их сначала вдоль правого борта, потом свернули в коридор к каютам – Туполев все это время не отнимал трубу от уха, я молча топала следом – и, проведя гостей по укрытому мягким ковром коридору, остановились возле двух соседних дверей.
Никаких уточняюще-объясняющих речей ребятки не вели, по билетам господин Туполев был прописан в каюте 12а, его спутница, то есть я, остановилась возле двери с табличкой 12б – наши каюты были смежными. Назар, не отрываясь от телефона, мотнул головой сразу всем: мне, мол, давай обустраивайся, ребятишкам – волоките багаж в каюты, – и скрылся в своем обиталище.
Я быстренько сунула стюардам чаевые, захлопнула дверь и восторженно покрутилась на месте. Каюта была шикарной. Нежно-голубые прозрачные шторы почти не скрывали чудесный вид на противоположный берег, удобные плюшевые кресла и угловой диванчик намекали на уютное времяпрепровождение, на длинном низком столике, находящемся в плюшевом окружении, стояли ваза с цветами, ведерко с шампанским, коробка с конфетами, блюдо с фруктами и два пустых фужера.
