Они пинали и волокли его вдоль реки, как муравьи, которые тащат пленника. Они пинали и волокли его в тяжело дышащей тишине, шипящей, шуршащей тишине, которую нарушали лишь крики совы, ухавшей в темноте ветвей апельсина перед домом Вождя Изонго. Около совсем изнемог. Губы его безвольно раскрылись, дыхание не доставало груди. Его ноги не принадлежали ему. Зато голова была ясной и сердце спокойным, словно вода в стакане. Он говорил всем сердцем:
— Я попал в бурю ненависти и алчности, и я чувствую запах ненависти, исходящей от пота на их спинах…
Они все пинали и волокли его. Они шли по кругам своими слепыми ногами. То туда они шли, то сюда, как собака с костью, собака, что ищет укромный угол. Никто не говорил вслух, никто не шептал. Они пинали и волокли его в шагающей тишине, наполненной звоном москитов…
Муха села ему на нос. Около пошевелился, но не проснулся. Другая села ему на ухо. Он потряс головой. Муха слетела и села на другое ухо. Он повернулся во сне на спину. Муха села ему на глаз. Он потряс головой. Муха слетела. Он был между сном и бодрствованием, голова его думала и не думала, и сам он плыл где-то между землей и небом. Муха села ему на губы. Он хотел согнать ее рукой, но рука не повиновалась! И тут глаза ему распахнул страх, победивший на миг его сильную грудь. Около вернулся на землю. Взглянув в потолок, он увидел минувшую ночь. Около зажмурил глаза, чтоб избавиться от кошмара и поговорить со своим сердцем…
Муха побежала по его лицу. Он хотел поднять руки, но руки не шевелились, поэтому он тряхнул головой и согнал муху. Он раскрыл глаза, подкатился к краю кровати и сел, резко сбросив вниз ноги. Он взглянул на свои руки. Они были связаны веревкой. Наяву ли все это? Веревка ответила, что наяву. Он напряг руки. Веревка не поддавалась. Он уставился на запястья. Муха опустилась на веревку. Она почесала себе голову справа и слева и стала тереть лапкой о лапку, словно понимала человеческие безобразия и умывала руки.
Опустив голову на грудь, Около разговаривал со своим сердцем. Он не знал, долго ли он так сидел, но внезапно шаги вошли в него, и он поднял голову. В дверях стояли два его друга.
— С чем вы пришли ко мне? — спросил он, когда оба друга приблизились. Они не ответили на вопрос, и один из них громко проговорил, что Около нужен Вождю Изонго.
— Зачем я ему? Разве не сыт он тем, что уже сделал со мной?
Друзья, не открывая ртов, переступали с ноги на ногу, словно стояли на раскаленной земле.
— Развяжите мне руки, — сказал он. Взгляды друзей уперлись в потолок.
— Мы ждем, — сказал один друг.
— Объясните мне, в чем корень дела, — тихо сказал Около. — Мы же были друзьями с детства — так расскажите мне, в чем корень дела. Нас ведь никто не слышит.
— Мы ждем, — разом сказали друзья, голоса их гремели, как камешки.
Около смотрел на свои руки. Он решил попытаться еще раз.
— У вас ведь сильная грудь. Отчего вы так боитесь Изонго? Он такой же человек, как мы с вами. Я же знаю, что вы пришли за мной не потому, что хотели, а потому, что вас гонит страх, который сегодня делает с вами то, что вчера вы делали со мной. Почему вы поддались страху?
— Ты нужен Вождю Изонго, и мы тебя ждем, — ответили оба друга, уставившись в потолок.
Уронив большой выдох, Около встал и вышел из дому. Друзья молча пошли за ним.
Он шел по улице смело, без страха в ногах, без страха в сердце. Он шел по улице, и женщины расступались, глядя на него дурными глазами, а из темных внутренностей домов люди смотрели на него глазами Вождя Изонго, а сзади него шагали его друзья, шагали ногами Вождя Изонго.
Вождь Изонго держал в руке кувшин пальмового вина. Увидев Около, он расхохотался, он хохотал долго и громко и вдруг умолк. Старейшины озабоченно взглянули на него.
— Смейтесь! — скомандовал Вождь Изонго, и Старейшины разинули рты и оскалили зубы, став похожими на страшные маски. Звуки, вылетавшие из их ртов, не походили на смех.
— Отчего мои руки связаны? — спросил Около голосом твердым, как камень.
— Вы послушайте его, — проговорил Изонго, не отрывая губ от кувшина с вином. Он сделал глоток. — Послушайте его, — повторил он, глотнув вина. — Он всегда задает вопросы. Вопросы, которые никуда не ведут. А я все время говорю вам поучительные слова. — Он взглянул на Старейшин, и те закивали в знак одобрения.
— Развяжите мне руки. Это не вопрос. Мне от вас не нужно ничего, кроме свободы.
Изонго расхохотался. Старейшины поддержали его.
— Я вижу все это во сне. Это сон, — сказало сердце Около.
— Еще бы, со дня возвращения ты жил во сне, и вчера я решил тебя разбудить, — многозначительно выговорил Изонго и посмотрел на Старейшин. Те закивали и забормотали слова согласия.
— Как же ты хочешь меня разбудить? — спросил Около.
— О! — воздевая руки, воскликнул Изонго, — Голова у мальчика приходит в порядок. Я отвечу на твой вопрос, ибо это будет тебе на пользу. Я отвечу на твой вопрос не только словами, но и делом! — Тут он снова припал к кувшину с вином и вновь одного за другим оглядел всех Старейшин.
— Значит, я сказал: делом? — спросил он, и одни из Старейшин закачали головами в знак отрицания, другие закивали, а третьи закачали и закивали одновременно, так что головы их безвольно тряслись, как головы марионеток.
Внезапно поднялся Абади, Старейшина, восседавший рядом с Вождем Изонго. Он был правой рукой Изонго и, если сказать по чести, был головой Изонго. Абади смотрел на собратьев Старейшин яростными глазами. Старейшины же посмотрели на Абади глазами, полными страха. И тогда Абади заговорил по- английски, как всегда говорил в торжественных случаях.
— Это достопочтенное собрание ведет высокочтимый Вождь, — сказал Абади и сделал паузу. Вождь Изонго взглянул на Старейшин, и те закричали, захлопали в ладоши и затопали ногами, изображая восторг.
— О подобном Вожде и руководителе доселе не слышали в нашей Амату, да что там в Амату — во всей стране. Мгновение назад наш высокочтимый Вождь задал нам очень простой вопрос, ожидая услышать очень простой ответ. И все же некоторые из нас колебались, а другие не знали, что им ответить. Быть может, на них напала забывчивость. Но в минуту, когда мы принимаем решение величайшей важности, такая забывчивость может быть названа лишь неприкрытой, бесстыдной неблагодарностью…
Вождь Изонго взглянул на Старейшин, и те заерзали.
— Чего мы могли бы добиться без нашего руководителя? В дни господства империалистов кто-то из вас был простым рыбаком, кто-то лесорубом, а кто-то вовсе ничем. Теперь все вы стали Старейшинами, теперь мы сами решаем свои дела, теперь мы сами хозяева нашей судьбы. Мы с вами прекрасно знаем, в чем состоит наш долг. Мы знаем, что мы должны поддерживать линию партии. Партия требует дисциплины и самопожертвования. Тогда мы сможем довести нашу борьбу до логического завершения. Поэтому долг наш ясен. Мы должны поддержать нашего высокочтимого руководителя. Я со своей стороны заявляю о своей непоколебимой и безоговорочной поддержке дела, ради которого я готов пожертвовать жизнью. Об этом мальчишке, — он указал на Около, — мы впервые услышали год назад, когда он вернулся в Амату. Отчего мы раньше не знали о нем? Оттого, что он обучался в школе. Теперь он считает себя образованным. Даже если мы согласимся с ним в этом, разве он единственный образованный человек здесь, в Амату? Вы знаете, я не склонен к бахвальству. (Никто в Амату не был так склонен к бахвальству по самому мелкому поводу.) Но на сей раз я вынужден прямо сказать о себе. Я посещал лучшие университеты Англии, Америки и Германии и получил в них ученые степени магистра искусств и доктора философии…
— Ты магистр и доктор, но ты не знаешь, в чем суть, — крикнул ему Около, тоже по-английски.
Все глаза, включая глаза Изонго, уставились на Около. Злость исказила лицо Абади, но он сдержался.
— Как я уже сказал, я получил ученые степени магистра искусств и доктора философии, — продолжил Абади, и все глаза уставились на него. — Но я человек скромный, я знаю, что место мое там, где я нужен. Поэтому я возвратился в Амату, чтобы бороться за наше дело под высочайшим водительством нашего достопочтенного Вождя. Поэтому я не могу стоять в стороне, когда вижу, что кто-то пытается погубить наше дело. Около — трус. Не будь он трусом, зачем бы ему скрываться в доме Туэре? Зачем он прятался, вместо того чтобы выйти к народу, как подобает мужчине?
