отведенную тому хижину, где, при свете керосиновой лампы, и начался его допрос.
Отступать Чумакову было некуда. Даже если бы захотел, живым ему отсюда уже не выбраться. И он приступил к своему повествованию. Начал с того, где родился, где проживал. Кто его родные и близкие, почему пришлось бросить учебу в университете, как стал военным. Где проходил службу в Афганистане, в какой должности…
— Ты правоверный? — неожиданно прервал его мулла Амир.
— Нет, — коротко ответил Чумаков.
— Ну, эту проблему можно легко устранить, — усмехнулся Назрула, который вел записи допроса. Непроницаемым оставалось только лицо Джаффара.
— Завтра ты узнаешь наше решение, — сказал он, и вместе с муллой, покинул хижину.
— Ну, вот полдела и сделано, — подал голос, перейдя снова на русский, Назрула. Сейчас нам принесут ужин, а потом отдыхать.
— А как же? — кивнул Чумаков на стоявший у стены единственный топчан, на котором лежал обыкновенный армейский матрац и байковое одеяло.
— А это для тебя. Ты останетесь здесь один.
— Без охраны?
— А зачем? Шурави очень далеко. Да и бежать отсюда невозможно. Вокруг горы, а через них без проводника не пройти. Идти в одиночку, — верная гибель.
— И как долго вы будете держать меня здесь?
— А это будет зависеть, в большей степени, от тебя…
— Постучавшись, в хижину вошел моджахед. Он принес еду, разложил ее по мискам, затем разжег обыкновенную «буржуйку», засунул в нее несколько лепешек из лежащей тут же на глиняном полу кучи кизяка, и вышел.
— Попробуй местную еду, — дружелюбно предложил Назрула.
Чумаков взял лепешку и принялся медленно жевать.
— У тебя, наверное, есть ко мне вопросы, — полуутвердительно спросил Назрула, разламывая лепешку и отправляя ее кусочек в рот.
Чумаков пожал плечами. Конечно же, сейчас больше всего его волновала собственная судьба, но, как ему казалось, спрашивать об этом, значит показать свой страх, и он решил промолчать.
— Понимаю, — усмехнулся Назрула, — тебя наверняка интересует, откуда я так хорошо знаю русский язык? — усмехнулся он.
Чумаков снова пожал плечами, хотя именно это и интересовало его в первую очередь.
— Так, вот, — словно не замечая жеста пленника, продолжил тот. — Все дело в том, земляк, я, как и ты, родился в Душанбе, и закончил тот же университет, в котором обучался и ты. Я филолог по специальности. И то, что ты сегодня нам рассказал, ты рассказал правду. Вряд ли тот, кто не родился и не вырос в Душанбе, мог с такими подробностями рассказать об этом городе. Да и говоришь ты на диалекте столичного жителя. И многих профессоров и преподавателей университета, которых ты назвал, я знал лично. А здесь, в Афганистане, я оказался еще до революции. В этой провинции у меня проживает родной дядя. Учитывая этот факт, мне и предложили выехать сюда, по контракту, преподавателем русского языка. А Джаффар…. Джаффар мой двоюродный брат.
— Ты мне сразу понравился, — продолжал Назрула, еще тогда, когда я наблюдал за всеми вами из зарослей арчи. Я видел, как презрительно разговаривал с тобой экипаж вертолета. Да оно и понятно, — усмехнулся он, — они летчики, а ты кто? Пехота… Ну ладно, а сейчас отдыхай. Что с тобой будет дальше, узнаешь позднее. Не знаю, какое о тебе мнение у Джаффара, но я о тебе дам знать своему хорошему знакомому в Пакистане… Надеюсь, ты вскоре поймешь, кто прав в этой войне, а кто нет, и примешь правильное решение.
Этой ночью Чумаков долго не мог заснуть. Лежа на топчане, он невидяще смотрел на трепыхавшийся фитилек керосиновой лампы, чем-то напоминающий собой пойманную бабочку, и невольно вспоминал последние дни перед отправкой в Афганистан…
Ему тогда дали недельный отпуск… И всю эту неделю он провел с любимой девушкой Аленой, именно той, из — за которой, а если быть точнее, из-за драки, которая случилась на дне ее рождения, он и был отчислен из университета. В последний день перед отъездом, он познакомил Алену со своими родителями, младшим братом, а вечером пригласил в ресторан…
…Они сидели в полумраке, при свечах…Словно из ручья вода, разливалась по полупустому залу нежная мелодия танго. Посетителей было немного. Он вспомнил как к столику подошел официант. В руках его был огромный букет цветов. С официантом он договорился заранее.
— Вот, пожалуйста…цветы для вашей дамы, — сказал он, протягивая букет, и красноречиво посмотрел на Чумакова.
Смущенная Алена подняла тогда на него изумленный взгляд.
— Спасибо тебе, — прошептала она, когда официант удалился. — Мне никто еще не дарил такие розы… понимаешь, никто! Спасибо тебе…
Она подняла свой бокал, и они чокнулись.
Провели ночь в однокомнатной холостяцкой квартире его университетского товарища, который ради своего друга, оставил их одних… Он и она, нежность и радость. Бесконечная, захватывающая все существо, радость до самой утренней зари…
Он и сейчас помнил упругую мягкость ее губ, теплых, влажных, то разомкнутых, шевелящихся в скользком неутомленном соприкосновении, то непроницаемо сжатых, как будто в обморочном забытьи она переставала дышать, чувствовать его…
…Усталая и счастливая, она заснула на его груди… В этот же день он убыл в Афганистан…
Генерал Гришин в раздражении отбросил в сторону суточную сводку событий по Афганистану. Было похоже, что ситуация выходит из под контроля. Ошибиться нельзя, в сводке речь шла и о «Правоверном».
Он поднял трубку.
— Генерал Гришин, — требовательно произнес он. — Срочно ко мне полковника Зверева.
Почти сразу, в дверь постучали.
— Да! — крикнул Гришин.
— Товарищ, генерал… — начал было Зверев.
— Проходи, проходи, Игорь, — раздражения, которое совсем недавно разрывало его, уже не было.
— Читал?.. Хотя чего я тебя спрашиваю, — махнул он рукой, — ты же сам мне ее сегодня подсунул… Что сразу не доложил? Ждал моей реакции?
— Ну, почему же, конечно читал, — кивнул тот, уходя от прямого ответа на последующие, заданные ему генералом, вопросы.
— Тогда доложи, что думаешь о создавшейся ситуации?
— Похоже, это наш «Правоверный».
— Похоже, или уверен?
— Уверен.
— Вот то-то, — Гришин бросил на подчиненного суровый взгляд, — и я в этом уверен. А ведь ты совсем недавно докладывал, что операция по внедрению начнется через пару месяцев. Так или нет?
— Так, Василий Маркович, — нахмурился Зверев. — Но война, есть война, и порой она вносит свои коррективы. Может это и к лучшему. Как бы сказать, все происходит уже не по выработанному сценарию, а по воле случая…
— Только бы этот случай закончился для «Правоверного» нормально, — перебил его генерал. — Держи все под контролем. А для того, чтобы эти неожиданные для нас «коррективы» помогли «Правоверному» закрепиться в этом регионе, на мой взгляд, пришло время подключать в эту игру и нашего «Аслана».
— Я уже работаю над этим вопросом, Василий Маркович.
