докладывать о поиске заказов на совещаниях верхушки завода. Заказов на загрузку завода, на зарплату не хватало. В докладах сбытовика все было правильно, смущало только нежелание ездить по стране и договариваться на местах. Колесов намекал на откаты. В ответ – новые оправдания, обещания «вопрос решится на днях» и т. п. А в самом конце – виноват Ельцин, полный развал в стране, у заказчиков есть желание, но нет денег.
В иной ситуации, видя такое несколько месяцев подряд, он бы решил вопрос кардинально – поменял кадры. Здесь же оставалось только ждать продажи завода.
— У нас плохая система оплаты, уравниловка, — пожаловалась ему руководящая «тройка».
Посмотрел бумаги. На волне очередной моды Мелкий ввел коэффициенты трудового участия. От моды осталось только название. Каждому работнику назначен постоянный коэффициент, по заводу установлена базовая величина зарплаты, их произведение – твердая зарплата работника. Таким образом, по существу действовала повременная система оплаты без премий. Очень удобно – не пей лишнего и на завод захаживай – получишь зарплату. Если в кассе деньги есть.
Как могла родиться такая нелепость – можно только догадываться. Или Мелкий решил обогнать время (на Западе переходят от сдельщины к повременке), но не все перенял оттуда, или, что более вероятно, система рождалась в жарких спорах, заканчивающихся коллективной нелепостью.
Колесов предложил выход – ввести маленькое уточнение, издал приказ на две строчки: считать зарплату состоящей из двух элементов – оклада и премии, каждый по 50 процентов. Сначала никто ничего не почувствовал: каждый получал прежнюю зарплату, в ежемесячных списках у всех была полная премия, потом замелькали понижения.
Упростилось «скрытое сокращение» – направление людей в административные отпуска. Последнее – хитроумное изобретение либерал-реформаторов: работник не увольняется, остается в штате, по решению начальства отправляется в отпуск с выплатой 75 процентов оклада. Начальница планового отдела заработала на своей вредности два года такого отдыха. (Она подозревалась в шпионаже в пользу Левитина, поэтому решили удалить ее с завода, хотя бы и с зарплатой). Но теперь эти отпускники получали процент от оклада, то есть в два раза меньше. «Тройка» подхватила идею, позднее предложила еще уменьшить долю оклада – до 30 процентов, он согласился.
Левитин снова возник на горизонте. Вспоминая о том, как ему стало противно на первой беседе с Бермана с Левитиным, Колесов четко представлял еще одну причину своего дурного настроения. Дело в том, что его коллегами по сомнительному бизнесу стали его же соратники по демократическому движению, участники тех самых организаций, которые, по их выражению, сломали хребет КПСС: Ленинградского народного фронта, группы «Мирная инициатива» и др. Учредитель фирмы – ведущий активист демократической платформы в КПСС, теперь депутат Госдумы. Фирма работала по заданиям заинтересованных в переделе собственности заказчиков, которых здесь называли «интересантами». Работала по принципу: прав тот, кто больше платит, даже если «интересант» – от Жириновского. После митингов, выборов, демонстраций, листовок – все это было, мягко говоря, печально.
Его выручил Левитин. Теперь, борясь против него, он вместе с коллегами боролся за правду и против жуликов. И даже план продажи завода очистили от «забора», поставленного ранее по требованию Бермана. «Забор» – это такое условие при продаже предприятия на конкурсе, которое может выполнить только один, вполне определенный покупатель. Колесов через заводчан нашел проект прибора для земснаряда – измерителя ветра с заданными параметрами, который можно приобрести только у одного автора и только через управляющего. Коррупция, однако. Такие «заборы» он неоднократно встречал в газетных объявлениях о конкурсах, они стали нормой в практике продаж. Для их обнаружения управлению по борьбе с экономическими преступлениями не требовались оперативно-розыскных мероприятий, достаточно было бы читать газеты.
Ведущий сотрудник антибанкротной фирмы Зальцман, настоящий демократ, восстановил его гражданскую доблесть – убрал «забор»:
— Нас могут обвинить в незаконном проведении конкурса.
В общем, теперь он стал как бы государственным человеком.
Тот же Зальцман по товарищески его ободрил:
— Вы, Валентин Иванович, у нас нацмен.
Нет, там было еще и татары. А нацменом, то есть лицом национального меньшинства, действительно был Колесов. Настоящий демократ был также убежденным сионистом, правда, больше теоретиком – говорил, что в России он может относительно больше заработать, чем в окрестностях горы Сион. Они сошлись на почве национализма: один – квасного, другой – кошерного. На день рождения нацмен подарил национал-сионисту стихи:
Своим старым приятелям на вопрос «чем занимаешься?» он теперь отвечал:
— Да вот, падалью питаюсь.
Приятели смущенно замолкали, вот, мол, до чего людей реформы доводят. Тогда, после паузы, он добавлял:
— С банкротами работаю.
Приятели облегченно смеялись:
— На этом можно прожить долго и неплохо.
О других делах в антибанкротной фирме он знал мало – из отрывков разговоров и из газет. Впечатлила фраза директора Балуева на первом Новом годе в этой фирме:
— В уходящем году мы хорошо заработали, никого не потеряли.
Вдохновляющее начало мирной работы в консультационной фирме. Охраны здесь нет, только кодовый замок. По имеющимся каналам проверили Левитина, убедились, что бандитов за ним нет.
В начале 1998 года, на втором году их работы на заводе, Левитин продолжил войну: подал иск на возмещение убытков на сумму 700 тысяч долларов. И опять судья (другая) приняла меру обеспечения иска – временно запретить продажу завода.
На этот раз Колесов решил сам получше разобраться в проблеме, в которой на первом плане были вопросы техники и экономики. Внимательно изучил технико-экономическое обоснование (ТЭО) Левитина. И наткнулся в нем на две интересные цифры. Одна – ежедневное время работы земснаряда – 22 часа, вторая – производительность, то есть объем добычи песка – 50 кубометров в час. Производительность записана в паспорте земснаряда – гарантированная величина. Эти данные – исходные для расчета добычи песка и, соответственно, для расчета убытков из-за поломки земснаряда. На его вопрос по этим цифрам Тагиев воскликнул:
— Да это же глупость! 50 кубов в час – это когда земснаряд подогнали к месту добычи, нашли хорошую залежь песка, подготовили устройства к работе, и только тогда гарантируется эта производительность. Когда здесь песок кончился, переходят на другое место и т. д.
Тагиев и другие руководители завода не читали ТЭО.
— И 22 часа работы в сутки – тоже глупость. Я сам много лет занимался эксплуатацией земснарядов, с учетом всей подготовки, организации работ – максимум 12 часов.
