И все же, вздохнув, Миранда выдавила:
— Я вернулась, чтобы и с тобой тоже встретиться, Броди, но, не стану притворяться, не для примирения.
Он молча кивнул. На один миг в его глазах промелькнуло что-то похожее на боль — или, может, просто отвращение? — а потом их взгляд снова стал холодным, отстраненным, лишенным каких-либо чувств.
Господи, хоть бы он дал выход своим эмоциям, думала Миранда, хоть бы заорал на нее и осыпал проклятиями за бегство. Хоть бы на секунду этот каменный фасад дал трещину и позволил ей увидеть, что творится у него внутри… Может, тогда они сумели бы во всем разобраться. Но пока он упорно держит свое сердце запертым на ключ, она будет терзаться опасением, что он презирает или даже ненавидит ее за неспособность дать ему ребенка.
Миранда обвела взглядом комнату, в надежде почерпнуть сил из родной, с детства привычной обстановки. Темно-зеленые с золотом старые обои по-прежнему украшали стены, осталась и скамеечка для ног, обтянутая кожей ручной выделки, и длинные ряды книжных полок. Она пробежала глазами по корешкам. А вдруг знакомые названия вернут ей теплую память о прошлом, дадут ей опору в ее борьбе за будущее?
Боже, кого она пытается одурачить? Не придется ей в течение многих лет терзаться сомнениями насчет Броди. Она и сейчас знает, что он не сможет простить ей бесплодия. Как знала и в ту ночь, когда ушла от него.
Миранда сморгнула подступившие слезы. Нужно как можно скорее отсюда уйти. Она вытерла влажную ладонь о джинсы и с трудом выдавила из себя:
— Может, ты мне все же скажешь, где мои родители, и я пойду? А то я как репей вцепилась тебе в волосы.
Криво усмехнувшись, он снова провел пальцами по волосам.
— Я все гадал, когда ты наконец обратишь внимание на мои волосы.
— Не надо, Броди, — хрипло выдавила она.
— Не надо — что?
Не надо
— Не надо прятать истинные чувства под маской своего ковбойского обаяния. Я больше на это не куплюсь.
Он встал, крутанув кресло так, что оно стукнулось о стену с фотографиями.
— И что эта чертовщина значит?
— То и значит! Наори на меня, черт тебя возьми. — Она оттолкнулась от стены и шагнула к нему. И, с треском опустив оба кулака на стол, как перчатку бросила ему вызов: — Вышвырни меня из своего дома. Обзови меня самыми мерзкими словами, которые у тебя наверняка накопились за год. Поклянись, что заставишь меня заплатить за мое бегство. Скажи, что у тебя есть другая женщина. — Голос ее все поднимался, пока наконец не сорвался на крик в последней фразе: — Скажи, что больше не любишь меня!
Он опустил ладони на стол рядом с ее и наклонился — все ближе, ближе, пока едва не прикоснулся носом к ее носу. Ее ноздри дрогнули, когда она вдохнула запах его кожи, запах свежевыстиранной, накрахмаленной и выглаженной рубашки. Отмахнувшись от непрошеных воспоминаний, Миранда встретила его взгляд. Бездонные синие глаза ничем не выдавали того, что творилось в душе у этого человека, и все же, окунувшись в них, Миранда задрожала от боли и страсти.
Она хотела отстраниться, но не решилась показать ему, как сильны его чары. Ей никогда не покончить с начатым делом, если он поймет, какую власть над ней по-прежнему имеют эти синие глаза, этот тягучий низкий голос.
Она облизнула дрожащие губы и прошептала:
— Скажи, что не любишь меня.
— Не скажу.
Если он рассчитывал этим простым отрицанием вызвать в ней облегчение, радость, даже восторг — что ж, значит, он раскусил ее с дьявольской точностью. Она испытала всю гамму этих чувств, и даже больше. А еще ей захотелось схватить его и трясти до тех пор, пока в его упрямой голове не появится хоть капля здравого смысла. Но она лишь подняла глаза к потолку и разочарованно вздохнула, понимая, что сейчас ей ничего не добиться и единственный выход — это как можно скорее уйти отсюда и собраться где- нибудь в тишине с мыслями.
Устало вздохнув, она тихо произнесла:
— Тогда скажи, где мне найти родителей.
Он выпрямился:
— В Фениксе.
Ее взгляд выразил недоумение.
— В Фениксе? В Аризоне?
— Точно.
— Но почему?
Он раздраженно дернул плечом, тем не менее спокойно ответив:
— Решили уйти на покой.
— Ты хочешь сказать, что они уже уехали в тот самый городок для пенсионеров, о котором постоянно говорили?
— Точно.
— Но они же собирались подождать с этим еще хотя бы год, — пролепетала она. — Мне казалось, у меня еще есть время, чтобы… Да кто же вот так берет и срывается с места?
— Ты. — Он впился в нее глазами. На щеках у него заходили желваки, пальцы вцепились в пояс джинсов.
Среди мужчин Броди, несомненно, был самым сильным и молчаливым. Много раз он говорил Миранде, что не желает «заговориться до смерти». Она понимала, что это означает. Он просто предпочитал действовать без лишних слов. Но если без разговора было не обойтись, он, как правило, отвечал односложно, давая ей тем самым понять, что положение хуже некуда.
Миранда внезапно осознала, что не только ей, но и ему приходится сейчас несладко, и ее желание уйти отсюда, дать ему время и возможность обдумать все наедине усилилось вдвойне.
Она неловко потерлась носком ботинка о ножку стола.
— Наверное, они устали ждать от меня звонка и решили не тянуть со своими планами.
— Очевидно.
Она тоже убрала со стола руки и выпрямилась.
— Думаю, они также помнили о том, что когда я все-таки позвоню на ранчо, то знакомый мне голос все объяснит. Верно?
Броди молча вскинул на нее глаза. Пшеничный завиток упал ему на лоб.
Пальцы у нее так и горели от желания потрогать этот завиток. Она невольно отвернулась, чтобы не выдать своих чувств.
— Да, на этот раз я действительно вляпалась. Более дурацкой ситуации невозможно вообразить даже при самой богатой фантазии, — промямлила она.
За дверью офиса раздался осторожный шорох.
— Папочка, это Кэти. Иди скорей к нам. Сочельниковая леди уже пришла!
— Богатая фантазия тебе определенно понадобится, — пробормотал Броди. — И еще какая.
Он провел ладонью по лицу, пытаясь развеять туман от сознания физического присутствия Миранды. Мозолистая ладонь прошлась по носу, губам, подбородку — и он открыл глаза навстречу непонимающему взгляду Миранды.
