Иногда и его подмывало рассказать что-нибудь эдакое, но он был застенчив, откровенность была не в его натуре.
В то время Джагсир был красив, как сам Рама. Гхила подчас завистливо поглядывал на него, приговаривая:
— Вот сукин сын! На каком только станке тебя сработали? Отец, видно, очень старался, когда вытачивал твои ноги — точно столбики у прялки. Смотри только, как бы тебя не сглазили...
И Гхила обязательно сплевывал — тьфу-тьфу!
Деревенские девушки засматривались на Джагсира. От их взглядов он весь холодел, потуплял взор, а в ушах тут же начинали звучать вечные наставления отца: «Тот, кто, забыв стыд, не почитает дочерей и сестер деревни, тот не человек! Куда это годится, когда люди забывают о чести ближнего?»
Но со временем, чем больше набирала силу молодость, тем глуше становился Джагсир к поучениям деревенских мудрецов. Он уже настолько осмелел, что позволял себе смотреть в упор на девушек, и чувствовал при этом, как по всему телу разливается сладкая истома. Однако едва лишь девушка начинала смеяться, как глаза его опускались и он, словно вор, торопился уйти прочь.
Случалось загулять и приятелям Джагсира. Иногда они и его подбивали выпить. Во хмелю он входил в раж, болтал о девушках, но когда парни, прихватив косари, отправлялись горланить по переулкам, он убегал на свое поле и отсиживался там до утра. Явиться домой, к отцу, пьяным казалось невозможным, он и помыслить об этом не смел. Геба, Гхила, как и все другие парни, пили, а после выпивки безобразничали, но Джагсир в их похождениях не участвовал.
Понемногу парни стали обзаводиться семьями. Когда к дому кого-нибудь из сверстников прибывал свадебный паланкин, Джагсир, Геба и Гхила пили вино, а затем всю ночь проводили под тахли, на поле Джагсира.
Но вот приспела свадьба Никки. Трое друзей были приглашены на праздник. Джагсир впервые был гостем на свадьбе, и, когда гуляли в доме тестя, девушки совсем одолели красивого парня. Джагсир в жизни своей не видел, чтобы над кем-нибудь еще так измывались. Зверем в западне — вот кем он себя чувствовал! Его дразнили, задирали, донимали шутками, а если он не находил в ответ меткого словца, обзывали дурнем, придурком, дуралеем, птенчиком, коршуном, толстяком и бог знает как еще. Они загнали его в угол! А когда Гхила явился на помощь другу, девушки совсем осатанели:
— Эй, дылда, убирайся вон!
— Ты что, нанялся к нему? Может, у него изо рта золото сыплется?
— Он только и умеет, что глаза пялить!
— Он «э-э» сказать не может!
Но постепенно Джагсир вошел во вкус, ему начали нравиться эти перепалки с девушками. А когда свадебный поезд добрался до их деревни, все стали пить. Геба и Гхила все рвались посмотреть лицо невесты, но Джагсир не мог одолеть себя: войти в дом пьяным... Они договорились, что посмотрят молодую как-нибудь позже.
Назавтра жена Никки ушла к родителям, а вместе с нею и сам Никка. На третий день состоялось окончательное водворение молодой жены в дом мужа. В этот день друзья поймали Никку на гумне.
— Эй, эй, ты, столбик от прялки! — обратился к нему Гхила, скаля зубы. — Ты что же, так и не покажешь нам жену? Может, она у тебя красавица из придворных Индры? Цирюльник привел в дом цирюлькичиху, которой и цена-то — две с половиной аны, а чванится, будто сам Сакандар[6].
— Хух! — Никка тоже оскалился. — Что это ты развоображался?
— Это ты воображаешь! Ходишь тут, пузыришься, будто ослица тханедара [7], что свезла поклажу и от важности места себе не находит.
— Не будет мне покоя, покуда не превращу этого недовертыша в вороньего хахаля! — возопил Геба, хватая Никку за руку. — А ну-ка, братцы, согнем его пополам, сунем голову промеж колен да задницей в муравейник! Поглядим, как этот павлин тогда запляшет! Мигом выпрямится, что тебе кукурузный початок!
— Ух! — крякнул Никка, еще больше обнажая зубы. — А угощение, что полагается при поднятии покрова, твой дядя принесет?
— Мы принесем! — гордо заявил Джагсир, похлопывая ладонью по кошелю.. — Ты что же, друг, совсем за голодранцев нас держишь?
— А это я еще погляжу! — отозвался Никка. — Ишь, ростовщичьи хари! С них причитается пять серов ладду[8], а они думают обернуться со своими жалкими четырьмя пайсами!
— Ах ты шлюхин муж! По-твоему, мы не способны купить пять серов ладду? Рыло ты, рыло, плоское, как чашка нищего! — И Гхила отпустил Никке затрещину.
Парни загоготали.
Они потащили Никку переулком. В лавке Дасаундхи Гхила купил на рупию с четвертью ладду и завернул в край мукки. Убедившись, что ему не отвертеться от старых друзей, Никка молча шагал впереди. Но по мере того, как они приближались к цели, цирюльник все больше темнел лицом и к концу пути плелся уже позади всех.
— Ступай вперед, негодяй! — прикрикнул на него Гхила. — Чего прячешься, ты, рожденный после девчонок!
— Ты потише. — Геба чуть тряхнул приятеля и покосился на Джагсира. — Среди нас и в самом деле кое-кто родился после девочек.
Джагсир потупился.
Заметив возле дома шумное сборище, мать Никки вначале чуть поворчала, но потом вышла навстречу гостям.
— Примите благословение матери, — сказала она с улыбкой. — Где это вы поймали моего страшилу?
— Твой страшила, тетушка, как сыграл свадьбу, вообразил себя раджой из Нильгири! — смеясь, отвечал ей Геба. — Три дня пропадал невесть где, только сегодня еле отыскали его. Мы говорим: покажи жену, а он ни в какую. Боится, видно, чтобы мы не сглазили его небесную пери.
— Что вы, сынки! — проговорила мать Никки, с веселой усмешкой поглядывая на собственного сына, которого, как арестанта, гости держали за руки. — Да глядите на нее сколько влезет — она сущее божье воплощение. Только уж страшилу-то моего пощадите!
Все засмеялись. Мать Никки отодвинула в сторону прялку, которой был перегорожен вход, и пригласила:
— Проходите, она сидит на веранде. Только ведь она, счастливица, из богатого дома, к ней с пустыми руками нельзя.
— Мы все принесли, тетушка, вот выкуп за поднятие покрова, — сказал Гхила, показывая ладду, завернутые в край мукки. И, ухватив за шиворот Никку, подталкивая его впереди себя, закричал: — А вот и ее забава!
— И ночная незадача... — закончил стоявший позади Геба.
Все вошли во двор. На веранде, на низенькой скамеечке сидела жена Никки под покрывалом. Увидев, что к ней идут посторонние, она еще плотнее укуталась в покрывало и в смущении отвернулась.
— Малышка! — обратился было к ней Гхила. — Нет, братцы, вы только поглядите, она будет почище нашего Никки: с самого начала пустилась на хитрости!
— Да будет тебе! — остановил его Геба, пропихивая Никку вперед. — Сам первый задираешься, а потом пищать начнешь, как белка, на обиды жаловаться.
— Ладно уж, попал в оборот, так не отвертишься. Ваша власть, вестники смерти, делайте что хотите, — сказал Никка, пытаясь скрыть за шуткой свою и женину беспомощность.
— А ну, убирайся, не торчи тут столбом! — скомандовал Гхила, отпихивая его в сторону. — Тетушка, — обратился он к матери Никки, — правда, я тут самый младший?
— Нынче, сынок, для меня все стали младшими, — смеясь, откликнулась она. Потом, чуть подумав, подтвердила: — Да, ты всех моложе, хотя разница-то между вами месяца в три-четыре, не больше. Мой
