окончательный выбор между двумя младшими сыновьями. Но и здесь, по словам источника, „он колебался относительно передачи престола и ханства: временами он помышлял об Угедей-каане, а иногда подумывал о младшем сыне Тулуй-хане“. Был даже период, когда Чингизхан „имел в мыслях передать Тулую каанство и царский престол и сделать его наследником престола“. Но в конце концов Чингизхан решил так: „Дело престола и царства — дело трудное, пусть им ведает Угедей, а всем, что составляет йурт, дом, имущество, казну и войско, которые я собрал, — пусть ведает Тулуй“ [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 8, 107].
Об окончательном выборе своего преемника Чингизхан объявил незадолго до своей кончины. Вот краткое изложение обстоятельства этого дела, которое подробнее всего рассказывается в сочинении Джувайни (закончено в 1260 г.) и во всеобщей истории Рашид ад-Дина (написана в 1300–1307 гг.).
По приведенному у Рашид ад-Дина рассказу, в начале весны года Собаки, соответствующего 623/1226 г., когда ханская ставка находилась в местности Онгон-Далан-кудук, Чингиз-хан видел сон, предвещавший его близкую кончину. Он вызвал к себе своих сыновей: прибыли Угедей и Тулуй. На следующий день, после завтрака, Чингизхан сказал своим военачальникам и сановникам, заполнившим его палатку, чтобы они на некоторое время удалились и, оставшись с царевичами наедине, дал им много советов и наставлений, которые закончил следующими словами: „О, дети, остающиеся после меня, знайте, что приблизилось время моего путешествия в загробный мир и кончины! Я для вас, сыновей, силою господнею и вспоможением небесным завоевал и приготовил обширное и пространное государство, от центра которого в каждую сторону один год пути. Теперь мое вам завещание следующее: будьте единого мнения и единодушны в отражении врагов и возвышении друзей, дабы вы проводили жизнь в неге и довольстве и обрели наслаждение властью!“ Затем он сделал Угедей-каана наследником и, покончив с завещанием и наставлениями, повелел: „Идите во главе государства и улуса, являющихся владением покинутым и оставленным. Я не хочу, чтобы моя кончина случилась дома, и я ухожу за именем и славой. Отныне вы не должны переиначивать моего веления. Чагатая здесь нет; не дай Бог, чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор в государстве. Теперь вам следует идти!“. Так он закончил эту речь на этом тайном совещании, затем, попрощавшись с ними обоими, отправил их назад, послав в государство и улус начальствовать, сам же с войском направился в сторону Нангяс [Рашид ад-Дин, т. 1, кн. 2, с. 231–232, 258; т. 2, с. 109].
Согласно Джувайни, во время похода в страну тангутов Чингизхана постигла серьезная болезнь. Он вызвал к себе своих сыновей — Чагатая, Угедея, Тулуя, Кулкана, а также Джурчитая, Орчана (по другим источникам, оба последние из перечисленных сыновей умерли еще до 1226 года; см. выше) — и объявил им, что назначает своим преемником Угедея. Угедей отличается твердой волей и здравым рассудком, продолжал Чингиз-хан и он надеется, что эти его качества обеспечат приготовленному государству территориальную целостность и процветание. Затем Чингизхан потребовал от своих детей, чтобы они дали письменное обязательство, что после смерти отца согласны признать ханом Угедея, будут выполнять все его распоряжения и что не переиначат это завещание отца. Все братья Угедея сделали такое письменное заявление. Тем временем болезнь владыки стала усиливаться, продолжает Джувайни, и четвертого рамазана 624 года хиджры (18 августа 1227 г.) Чингиз-хан скончался [Джувайни, изд., т. 1, с. 142–144; пер., т. 1, с. 180–183].
Нет надобности выделять здесь особо пункты расхождения в сообщениях Джувайни и рассказах Рашид ад-Дина: для внимательного читателя они очевидны сами собой. Важно то, что Чингизхан, согласно обоим историкам, подтвердил политическое завещание о назначении своим преемником царевича Угедея незадолго до своей кончины. Однако то, что имело место после смерти Чингизхана — междуцарствие — требует разъяснения, ибо, как будет показано дальше, междуцарствие наступало и после смерти первых преемников Чингизхана и продолжалось по несколько лет.
Дело в том, что власть нового суверена могла быть признана законной, только если она освящена авторитетным мнением
Согласно известиям как мусульманских, так и китайских источников, доля исполнять роль первого по времени регента в государстве монголов выпала на царевича Тулуя [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 109; История дома Чингисова, с. 143]. Оно, конечно, и понятно. Тулуй был самым младшим из „Четырех кулуков“ Чингиз-хана, „
После похоронных церемоний, когда были исполнены обряды оплакивания и останки Чингиз-хана преданы земле, когда другие братья и царевичи все уехали каждый в свой йурт, Тулуй занялся заботами правления государством. Подробности его деятельности в качестве временного правителя
Таким образом, период первого междуцарствия, когда регенствовал царевич Тулуй, длился не менее полутора лет; и все это время в государстве соблюдался порядок, что имеет для нашей темы большое значение.
Итак, после некоторого промедления воля основателя монгольской династии Чингизхана все же была исполнена: согласно его завещанию, наследный принц Угедей при всеобщем одобрении царевичей, других ближайших своих родичей и военачальников взошел-таки на престол. Первый преемник Чингиз-хана правил лет двенадцать-тринадцать. Как отметил еще академик В. В. Бартольд (1869–1930), „разницу между царствованием Чингиза и Угэдэя и характер намерений последнего понимали даже сами монголы; в монгольском сказании Угэдэю приписываются слова:
„Наш царь Чингис с большими трудами создал царский дом. Теперь пора доставить народам мир и довольство и не отягощать их“. Это стремление умиротворить страну и защитить мирных жителей от притеснений и поборов было причиной главных мер Угэдэя — учреждения должности
При Угедее были сделаны обширные завоевания на Дальнем Востоке (Северный Китай, Корея) и в Восточной Европе, так что в год смерти великого хана (1241) западная территория Монгольской империи включала всю местность в устье Дуная.
Все исторические источники прославляют нравственные качества первого преемника Чингизхана и с восторгом говорят о его великодушии, кротости, справедливости и щедрости. Но тот же великий хан Угедей имел, однако, весьма существенный недостаток: он был горьким пьяницей и страдал запоем, особенно в последние годы жизни. Угедея неоднократно увещевали, но хан не слушал; тогда, однажды: китайский министр Елюй Чу-цай, показывая Угедей-хану железный ободок весь изоржавевший от вина, сказал:
„Это железо, будучи вином съедено, приняло такой вид. Что же сказать о пяти черевах человека?“ [История дома Чингисова, с. 286]. После этого монгольский государь несколько уменьшил меру употребления вина. Но ненадолго. Кстати, вино и положило конец жизни Угедей-хана: он умер пьяным после очередного кутежа. Это случилось в ночь с десятого на одиннадцатое декабря 1241 года [Джувайни, изд., т. 1, с. 158; Рашид ад-Дин, т. 2, с. 43; The Successors of Genghis Khan, p. 66].
В Монгольской империи вновь наступило междуцарствие. На этот раз временной правительницей государства сделалась Туракина-хатун, одна из главных жен великого хана Угедея. По словам Джувайни,
