Бабье лето

– Болтон… я должна тебе что-то сказать. Что-то очень важное, – пыталась сказать она.

– Нет ничего важнее этого… – Он расстелил на полу одеяло и опустился на него, держа в объятиях Вирджинию. Склонившись над ней, он уложил ее светлые волосы ореолом вокруг лица и поцеловал шелковистые пряди.

Вирджиния забыла обо всем, кроме своего невообразимо прекрасного воина из племени апачей и чувств, которые он вызывал в ней. Он покрывал поцелуями ее лицо, целовал ее губы, покусывая и пробуя их на вкус, исследуя и наслаждаясь ими.

– Болтон… ты нужен мне. – Она крепко обвила его руками. – Не останавливайся… пожалуйста, не останавливайся.

– Никогда, моя любовь, никогда.

Он ласкал и целовал ее шею, и только когда наконец поймал концы пояса ее халата, она вспомнила про повязку… и рану, скрывавшуюся под ней.

Ухватившись за ворот халата, она поплотнее запахнула его полы. Он накрыл ее ладони своими.

– У меня там шрам, Болтон, – в испуге прошептала она.

– Лишь бы не было шрамов в душе и на сердце. Ты осталась нетронутой, Вирджиния.

Внезапно Вирджиния осознала, что для этого мужчины не существует ничего половинчатого. Если она любит его, то должна будет отдаться ему полностью, со всеми своими шрамами.

Она разжала руки, и Болтон распахнул на ней халат. Он стал ласкать ее правую грудь, затем дотронулся до повязки, скрывавшей левую. Ласково, почти благоговейно, он поцеловал повязку.

Она запустила пальцы в его волосы и притянула его к себе. Любовь так переполняла ее, что Вирджинии казалось, будто она состоит из множества сверкающих осколков, таких же ярких, как звезды на ночном небе.

Болтон приподнял голову и посмотрел на нее.

– Ты меня любишь, Вирджиния? – спросил он.

– Да, Болтон. О, да! – воскликнула она, дрожа.

Он отыскал ее губы, и поцелуй так распалил их желание, что его больше нельзя было не замечать.

– Я люблю тебя, я люблю тебя, – повторяла она, когда он входил в нее.

И, отбросив последние тени сомнений, Вирджиния поняла, что нашла свою истинную любовь, что встреча с Болтоном Греем Вульфом вовсе не случайна, а предопределена судьбой. Все ее прежние сомнения как ветром сдуло, и Вирджиния обрела свободу и может испытывать безграничную любовь, любить и быть любимой, на что имеют право лишь вольные существа.

Помня о недавней операции, Болтон был осторожен с ней и так нежен, что она воспарила высоко над землей, словно на орлиных крыльях. И крыша его вигвама была их домом, пока снаружи не взошло солнце и не стих резкий осенний ветер.

Она раскрылась ему, как никогда раньше, а он, двигаясь мощно и томительно медленно, нашептывал ей слова любви на своем родном языке. Затем он закутал ее в розовый халат и край одеяла и крепко обнял.

– Мое сердце принадлежит тебе, Вирджиния. Скажи, что возьмешь и мое имя, – сказал он.

Великодушие и абсолютная честность этого предложения поразили Вирджинию.

– Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж, даже не зная, больна ли я раком? Не зная, будет ли у меня одна грудь или две?

– Одно из удивительнейших созданий, пришедшее к нам из легенд, обладало всего одним рогом, – заявил Болтон очень серьезным тоном.

– Единорог? – спросила Вирджиния.

– Да, единорог. – Болтон погладил ее по волосам. – Тварь, наделенная колдовским могуществом. Лишь глупцы пренебрегают волшебством.

Вирджиния улыбнулась.

– Таков твой ответ? – спросила она.

– Таков мой ответ, – подтвердил он.

– На моей левой груди останется шрам, но и только. У меня нет рака. Доктор Мейсон назвал это чудом, – проговорила она.

– Великий Маниту услышал мои молитвы! – торжественно произнес Болтон.

Завораживая ее взглядом своих голубых глаз, он поцеловал ее в лоб, затем приподнялся на локте, чтобы видеть лицо, дороже которого ему не найти во всем мире, и медленно протянул ей правую руку.

У Вирджинии больше не было сомнений, только глубокая уверенность в его искренней любви. Она, улыбаясь, вложила свою ладонь в его.

– Да, Вирджиния, это чудо, но любовь чудеснее всех чудес.

Эпилог

Вирджинии никогда не надоедало любоваться вечерней зарей над горами. Она развернула свой стул к окну и наблюдала, как небо из голубого превращается в розово-золотистое, затем бледнеет до сумеречно-розоватого, чтобы затем окраситься в насыщенный темно-пурпурный цвет. Только когда горы заволокло тенью, она снова повернулась к компьютеру.

Она напечатала последнее слово в последней фразе заключительной главы ее нового романа, а затем перешла к странице с посвящением.

«Моему любимому, чья любовь сопровождает меня каждую минуту, каждый час, каждый день, каждый год«.

Как только Болтон вошел в дверь, все свое внимание она сосредоточила на нем. На его плече болтались неизменные камеры, а верный Медведь следовал за ним по пятам. Болтон подошел сзади, обнял ее, зарывшись подбородком в ее волосы, и стал читать.

– Мне знаком этот любимый? – поддразнил он ее.

– Возможно. Два года назад он похитил мое сердце, и каждый новый роман я посвящаю ему, – ответила она.

– Он важен для тебя, не так ли? – спросил Болтон.

– Он для меня – моя жизнь, моя любовь, мое сердце, – призналась Вирджиния.

Смеясь, он подхватил ее на руки и вынес во двор.

– Что ты видишь? – спросил он.

– Конюшню. Лошадей. Деревья. Выгон. Гору, – перечисляла она.

– Что еще? – спросил он.

– Тебя. – Она взъерошила ему волосы и поцеловала в губы.

– Что еще? – повторил он свой вопрос.

Она наморщила лоб, затем глянула вверх.

– Ущербную луну и первые бледные вечерние звезды, – добавила она.

– И больше ничего? – удивился он.

– Нет… – она непонимающе посмотрела на него.

– Ты уверена? – допытывался он.

– Болтон… к чему вся эта таинственность? – она была заинтригована.

Опустив ее на ноги, он положил ей на плечо левую руку, а правой указал на просвет в гряде гор.

– Я вижу дом, способный приютить по крайней мере дюжину человек. Я вижу баскетбольную площадку и бассейн с беговой дорожкой. Я вижу цветущий сад, животных – и приятную пожилую пару, сохранившую в своих сердцах любовь и готовую поделиться ею с детьми, с которыми плохо обращались и которым изрядно досталось. – Он умолк, улыбнувшись ей. – Я вижу место, которое будет называться «Безопасная гавань».

Он схватил ее за руку и они вместе побежали к своему дому. Там он достал из репортерской сумки сложенную пополам бумагу и развернул ее на журнальном столике. Сверху большими голубыми буквами была напечатана надпись «Безопасная гавань», а внизу – архитектурный план просторного дома, в котором найдут убежище дети, забытые обществом, подростки, у которых не все ладится дома, дети, чьи родители не имеют работы и не могут о них позаботиться, дети, с которыми жизнь обошлась жестоко и которым некуда деться.

– Только подумай, – сказал Болтон, – мы сможем навещать этих детей два-три раза в неделю, учить их