Я нажала отправить и ровно десять секунд чувствовала себя самодовольной. На самом деле, я еле глянула в главу 9. И вместо понятных графиков о спросе и потреблении, там все выглядело, как тарабарщина со знаками доллара и запутанными переменными. Что касается ВВП и ИЦП, я знаю, что значат эти акронимы… типа того.
О, Боже. Я только что горделиво отклонила помощь репетитора, назначенного преподавателем — профессором, который не был обязан, но дал-таки мне еще один шанс.
Затем мой почтовый ящик снова дилинькнул. Я сглотнула, перед тем, как открыть его. Новое сообщение от Лендона Максфилда красовалось на верхушке списка писем.
Его ответ не выглядел оскорбленным. Он был вежливым, даже приятным. Последнее время я была слишком эмоциональна, чтобы объективно что-то судить.
Я играю на контрабасе с десяти лет. В четвертом классе, с одним из двоих контрабасов в школьном оркестре во время футбольного матча случился несчастный случай с участием футбольного мяча, результатом которого оказалась сломанная ключица. Наша учительница музыки, миссис Пибоди, окинув взглядом наше море скрипачей, умоляла кого-нибудь сменить инструмент.
— Кто-нибудь? — Спрашивала она. Когда никто больше не выявил желания, я подняла руку.
В то время, даже со среднего размера контрабасом я выглядела как карлик. Мне приходилось использовать табуреточку, чтобы иметь возможность играть, над чем мои одноклассники в оркестре беспрестанно смеялись. Насмешки школой не ограничились.
— Дорогая, разве это не немного странный инструмент для девушки? — спрашивала моя мать. Все еще расстроенная моим отказом учиться играть на пианино, ее любимом инструменте, в пользу скрипки, и, конечно же, она не поддерживая мой новый выбор.
— Да, — я окинула маму холодным взглядом, и она закатила глаза. Она так и не перестала презирать инструмент, на котором я так любила играть за то, как он себя ставил и направлял остальной оркестр. Я также обожала выразительное чувство недоверия в лицах наших соперников на региональных соревнованиях, их уверенность в том, что я не была так хороша в исполнении, как они — потому, что я была девчонкой, и то, как я доказывала всем, что я была намного лучше.
К своему пятнадцатилетию я достигла свои 168 см роста и могла свободно играть на большом контрабасе безо всяких табуреток.
Весь последний год я давала уроки местным школьникам — всем мальчикам — каждый из которых сначала одаривал меня самодовольной и дерзкой улыбкой, до того, как слышал, как я играю.
Я улыбнулась его откровенному признанию беспечности, но моя улыбка увяла от мысли о Кеннеди, и как важно он чувствовал себя от того, что владел машиной. Прямо перед нашим выпускным из школы его родители отдали двухлетний Мустанг его шестнадцатилетнему брату, который разбил свой джип за два дня до этого. И в качестве выпускного подарка, они заменили Мустанг Кеннеди на новенькую, черную БМВ, со всевозможными наворотами, включающими кожаные сидения и стерео систему, которую я могла слышать за километр.
