Синдикатом фей, чтобы разыграть сцену искушения. — Преврати левую ногу в скакуна.
— Левую ногу! Да ты, брат, рехнулся! Скоро стемнеет, самая пора теперь ужинать, а чем же я, по– твоему, расплачусь за ужин? Своим желудком? Но несчастный человек не отступался, и так он был измучен, что Жоан Смельчак решил: нельзя быть эгоистом, пусть торжествуют добрые дела; да, благие намерения, хоть и медленно, но все же созрели в его душе.
— В конце концов, мне куда приятнее спасти этого горемыку, чем ночью, при свете звезд пожирать лангуста, запивая его шампанским… И, поддавшись внезапному порыву (а почему и не позволить себе быть добрым?), Жоан слегка потер палочкой левую ногу, и она тотчас же превратилась в восхитительного вороного коня. Обезумевший от радости путник хотел было поблагодарить Жоана, но тот оборвал его на полуслове:
— Брось, брось. Седлай мою ногу и езжай своей дорогой… Только будь осторожен, слышишь, — не терзай ее без нужды шпорами!.. Стой, не спеши, сперва взгляни на меня. Сейчас увидишь, что со мною станет.
Он приложил палочку к груди и очень спокойно (а как же иначе — судьба есть судьба) скомандовал:
— Хочу зеленый зонтик!
И мгновенно Жоан Смельчак сократился до предела: от него остались только голова и правая рука.
— Зачем ты это сделал? — спросил путник, оцепенев от ужаса (еще бы не оцепенеть — ведь рука росла прямо из головы).
— Чтобы больше не есть, — флегматично пояснил Жоан. — Признаться, я сам себе надоел — мало радости кормиться бифштексами ценой своей плоти.
Жоан умолк, молчал и всадник. Неловкую тишину нарушал лишь нетерпеливый конь, который нервно стучал копытами.
— Сделай одолжение, положи мою непутевую голову и руку на верблюда и раскрой зонтик, обратился к путнику Жоан. Тот с готовностью выполнил его просьбу.
— А теперь можешь убираться к своим феям! Скатертью дорога! Незнакомец последовал его совету — вскочил в седло, махнул на прощание рукой, да и был таков. Вскоре он исчез в желтых песчаных далях.
— Смотрите, вот скачет моя бедная нога! —насмешливо воскликнул Жоан Смельчак. И, погоняя верблюда зеленым зонтиком, направился прямо через барханы к желанному оазису.
Настала ночь, и Жоан Смельчак, вернее, его голова, которая покачивалась на верблюжьей спине, сомкнула очи и задремала под мерную рысь корабля пустыни.
Проснулся Жоан рано утром. Небо над ним было как голубая жесть, солнце— словно добела раскаленный железный шар. Усталый верблюд прилег у песчаного холма, а в воздухе уже веяло весной и ароматом сочных трав. Судя по всему, не за горами был оазис Зеленого Блаженства.
— Жаль матушку: каково–то ей будет, когда она меня увидит в таком состоянии! — сказал Жоан Смельчак. — Ладно, ведь говоря по совести, кое–какие преимущества есть и у головы, потерявшей тело. Купил шляпу — и ты уже не голый… Впрочем, если уж мне непременно понадобится тело, прикажу изготовить его из пластмассы. В общем, поживем — увидим.
Этот бесконечный поток оптимистических рассуждений иссяк, когда Жоан заметил впереди распластавшуюся на песке женщину в черном. Она рыдала. «Ну, жди новой беды», — подумал Жоан Смельчак. Но все же обратился к женщине с явным участием:
— Бедняжка, что с тобой случилось?
— Пить! Хочу пить! Дай мне воды! — запричитала умирающая, в отчаянии ломая руки. Жоан с состраданием взглянул на нее, но ничего не ответил.
— Дай мне воды! Ведь ты не допустишь, чтобы я погибла от жажды! Спаси меня! — молила несчастная, встав перед ним на колени. Но затем, объятая горем, она вновь бросилась на песок, — казалось, она утратила последнюю надежду. — Ах! Где тебе понять мои мучения!
— Вот новости! Это почему же? — обиделся Жоан Смельчак.
— Потому что у тебя осталась только голова. У тебя нет сердца. Бедная я, несчастная! Такая уж выпала мне судьба — здесь умереть…
— Не говори глупостей! — резко оборвал ее Жоан. — Что такое сердце? Стучит, как машина, и ничего больше. Разве оно что–нибудь чувствует? Настоящее сердце у людей в голове. Я его держу в мозгу. Хочешь, я тебе это докажу?
Женщина в черном взмолилась:
— Воды!
— Ах, воды? Ты хочешь пить? А какую воду? Минеральную? Газированную? Проси любую, сделай милость, с иронией проговорил Жоан Смельчак Спокойно и неторопливо поднес он палочку к голове и с Улыбкой посоветовал женщине:
— Не забудь послать воду на анализ. Вдруг в ней окажется избыток аммония, лития, стронция или кремнезема. И в то же мгновение Жоан обратился в родник.
ЗАЛ БЕЗ ДВЕРЕЙ
Пока Жоан Смельчак, обратившийся в источник, журчал в песках пустыни, феи из Международного Синдиката собрались на Генеральную Ассамблею (это была Ассамблея второго созыва, и на ней заседало полторы дюжины делегаток), чтобы обсудить дальнейшую его судьбу.
Одна из делегаток — фея Косого Взгляда — откровенно пожелала на веки вечные оставить Жоана Смельчака в пустыне, пусть себе бьет ключом до скончания времен. Она только предложила переместить его в деревеньку Сельский Рай, такую поэтичную, но, увы, такую грязную: население ее уже который год напрасно вымаливает в Палате депутатов общественную колонку, а без нее в деревне негде лица умыть.
Взявшая затем слово фея Добрая Душа в принципе соглашалась со своей товаркой: слов нет, Вечный источник — идея отличная. Но надо при этом сделать так, чтобы вода в нем была чудотворной.
— Пусть этим утешится бедный Жоан, — добавила она.
Фея Тусклого Огня согласилась с доводами предыдущего оратора. И наконец, фея, У Которой Все Дома, выслушав все благоглупости своих подруг и обдумав все их нелепые предложения, подняла свой мудрый перст:
— Коллеги! Не издевайтесь над этим несчастным Жоаном! Мы уже столько пичкали его всяческими нравоучениями, столько подвергали самым немыслимым мукам и испытаниям, между нами говоря, очень дурного вкуса. Так прекратим же эти преследования— ведь они не только недостойны, но и бессмысленны, — и навсегда оставим его в покое. — Она поднесла к губам кубок с водой и, выдержав паузу, добавила: — Итак, я вношу на ваше рассмотрение следующие предложения, которые несколько нарушают наш устав. Во–первых: снова превратить источник в Жоана Смельчака с его прежней головой, прежним телом, прежними руками и ногами. И во–вторых: признать за Жоаном Смельчаком его неотъемлемое право пользоваться абсолютной свободой и поступать по своему разумению, избавив его от нашего надзора и нашего волшебного искусства; кстати сказать, оно изрядно устарело и нуждается в срочных реформах.
Участницы Ассамблеи с яростью атаковали оба предложения (феи У Которой Все Дома. Тем не менее, несмотря на возражения раздосадованных оппоненток, Ассамблея все–таки приняла первую часть программы. Решено было вернуть Жоану человеческий облик; но второй пункт феи провалили со свистом и воем, излив до конца свой гнев.
— Мы рождены, чтобы строить козни смертным! Это наша профессия. Мы не какие–нибудь бездельницы. Долой! Долой изменницу! Выгнать ее вон! К чертям реформы! Да здравствует волшебная палочка!
Эта буря выкриков, завываний и проклятий (не счесть бокалов воды, выпитых при этом распаленными феями), продолжалась далеко за полночь. Спор закончился лишь на рассвете, и все устали до смерти. Большинством голосов полусонные феи приняли такую резолюцию: Жоана Смельчака направить в Зал Без Дверей, поручив его неусыпному надзору феи Мечты.
У феи Мечты опыт был невелик, она недавно прошла курс в университете Магии. Поэтому она очень разволновалась, получив такое ответственное задание. И робко пролепетала:
— А что я должна с ним делать?
