чем-то давным-давно знакомого человека.

— Вот диковина… Поглядишь — простой человек, на учителя скидается, либо на землемера, а какие дела размахнул. А это же кто? В очках…

— А это товарищ Свердлов, Ленину помощник, — пояснил пулеметчик… — А за ними целая партия… Тыщи их таких, понял, папаша? Вместе с трудящим народом да солдатами и постановили в Питере: землю у помещиков отобрать и отдать крестьянам… Заводы таким же манером рабочим. Все теперь народное, папаша.

Отец крикнул в хату:

— Слышишь, мать! Как же теперь с Гельбке? Поедешь к нему, ай нет?

…Осторожно вхожу в залик. Здесь еще держится запах хороших папирос, одеколона. На моей кровати большая вмятина от грузного тела капитана. На подоконнике зеркальце в перламутровой оправе, серебряная мыльница, какие-то коробочки, зубная щетка. Их впопыхах забыл, наверное, наш земляк Гельбке. Оглядываю комнатушку, ища каких-то следов чужого нам мира, и вдруг вижу на столике маленькую записную книжечку. Раскрываю ее. На внутренней стороне сафьяновой обложки что-то вроде монограммы — три буквы, похожие на крендельные завитушки, и надпись: «Подпоручик корниловского сводного полка Юрий Константинович Гельбке».

Очень мелким, почти бисерным почерком химическим карандашом исписаны несколько страничек. Беглые, торопливые записи в несколько слов, часто сокращенных. На отдельной страничке стихотворение. Скупые дневниковые строчки не запомнились, а стих остался в памяти:

Отчизна милая, Россия нищая, нагая, Глядишь ты в душу мне и гневно и сурово. Глазами тех, кого не мнили мы врагами, Не видя ненависти их и злобного укора… Народ не вытерпел — поднялся против нас Крушить того, кто виноват, и тех, кто невиновен. Пришла расплата — в лихой явилась час И затопила Русь ручьями нашей крови…

Далее юный Гельбке призывал к тому, чтобы сделать народ тихим и покорным, обещая за грехи отцов дать ему полную волю, только бы он успокоился, не восставал — тогда мир и благоденствие будто бы засияют на Руси, как «свет вечерний» на куполах Ивана Великого в Москве. О куполах в Кремле было сказано очень умилительно и красиво. Я прочитал стихи отцу. Он усмехнулся недобро, почти гневно, сказал, как отрубил:

— Вишь, как нашего брата улещевает. Одним словом — земляк, да не с той губернии. Прижали их — так он и запел, как слепой на паперти.

Я долго хранил в кармане записную книжку Гельбке, чтобы прочитать стихотворение Ивану Каханову, да не довелось: в суматохе переселения на другую квартиру, что случалось с нами тогда довольно часто, сунул ее куда-то и затерял…

По-весеннему ясные оттепельные дни проплывали над засиненными придонскими займищами. Гулкая, глухая канонада откатывалась к Ростову и Батайску. Большевики наступали…

,

Примечания

1

Измерено, взвешено, разделено — пророчество о гибели Вавилонского царства, будто бы написанное рукой бога на стене во время пира царя Валтасара (убит в 538 г. до н. э.).

2

До революции на железных дорогах существовали вычеты из жалования служащих. Вычеты собирались в кассе дороги вплоть до увольнения служащего и выдавались ему при расчете.

Вы читаете Горький мед
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×