— Как демобилизуешься, мы на них и поиграем.
— Конечно, поиграем. Я у каптерщика еще и пластинок попрошу. Правда, они все какие-то новые. Типа Леонтьева. Таких, как у нас там, в пещере спрятаны, нет уже. Помнишь?
Олег помнил.
Сначала в Сьяновские пещеры, возникшие еще в позапрошлом веке при добыче известняка, Саша с Олегом лазали в поисках летучих мышей.
Мышей ни летучих, ни нелетучих там обнаружено не было. Зато испытатели природы обнаружили в катакомбах большой зал. Он имел одно преимущество — ход к нему был почти полностью завален рухнувшей породой и пробраться туда можно было только по узкому лазу. Это обстоятельство препятствовало проникновению посторонних.
Обнаруженное тайное подземелье юннаты по возможности облагородили, обустроили и обжили: в зал были затащены примусы, запасы бензина, свечей, консервов, позаимствованная из дома посуда и множество другого добра. Апофеозом этой подземной роскоши было появление там старого патефона с большим комплектом пластинок.
Подземелье пользовалось огромной популярностью у юннатов (об этом свидетельствовали многочисленные остовы гитар, которые кончали свою жизнь в этой темнице под ногами или задами «спелеологов»). В результате буйных подземных встреч запас пластинок стремительно уменьшался. И наконец наступил момент, когда из десятков шеллаковых дисков целым остался лишь один. И та пластинка была треснутая. Но именно благодаря дефекту ее берегли даже самые неуклюжие любители подземного мрака. Эта была старинная пластинка с песней «Хаз-Булат удалой».
По установившемуся обычаю после ужина юннаты доставали патефон, заводили его и слушали исполняемую хриплым голосом (результат неуемной эксплуатации и тупых иголок) историю про Хаз-Булата. Игла доезжала до трещины как раз в тот момент, когда певец тянул слово «сабля», причем означенный дефект пластинки четко разбивал название холодного оружие на два слога, повторяя их неограниченное число раз, что очень радовало катакомбных ценителей старинный романсов.
Из бидона меж тем был извлечен ржавый топор без топорища.
— А это еще зачем? — не выдержал даже привыкший к плюшкинизму своего товарища Олег, — в Москве их в любом хозяйственном купишь.
— Это топор не простой. Этот выбран из полусотни всех топоров, которые в части нашлись. И я их все опробовал. Напильничком, брусочком скреб. Определял — где какая сталь. И вот этот, — и Саша с любовью посмотрел на ржавую железяку, — самый лучший. Топор ведь топору рознь. А в нужный момент негодный топор и подвести может.
Олег знал, что имеет в виду Саша. Однажды топор чуть было не подвел в тайге человека. А этим человеком как раз и был его друг.
Тогда Олег работал в зоологическом институте лаборантом. Он зимой поехал с Евгением Николаевичем — научным сотрудником, который занимался хищниками, в Вологодскую область — изучать повадки волков, рысей, а если и повезет — то и росомах.
Дни напролет — лишь только светало и до поздних сумерек — зоологи на широких охотничьих лыжах бороздили глубокие сугробы вологодской тайги, собирая научный материал. Самих зверей они не видели ни разу, зато много ценной информации получили, изучая их следы. Для этого исследователи каждый день проходили на лыжах по 15—20 километров (больше не получалось — на севере зимние дни короткие), вчитываясь в отпечатки лап выбранного зверя.
По следам можно было определить пол и возраст животного, живет ли оно постоянно на этом участке или проходное, голодное оно или сытое, а если сытое — то кем и когда пообедало.
Каждый день из-за темноты приходилось прекращать работу, а на следующее утро на лыжах мчаться к оставленному месту и продолжать тропление до следующих сумерек.
А так как звери, как правило, передвигались по чащобе, то этот зимний труд у зоологов отнюдь не был легким. Единственное что они позволяли себе в качестве отдыха — так это получасовое чаепитие где- нибудь под елкой.
Многочисленные лыжни — следы их интенсивной работы — расчертили всю тайгу. Именно из-за их переплетения приключилась история, следствием которой было похищение у Советской армии очень хорошего топора.
В зимние студенческие каникулы Саша решил отдохнуть от московской суеты в вологодской глубинке. Он отправил телеграмму Олегу с просьбой его приютить. Олег написал ответное письмо с объяснением, как лесной дорогой добраться до их «базы».
В назначенный день зоологи попросили Михаила Панкратьевича — хозяина дома одной полузаброшенной вологодской деревни, в котором они остановились, принять московского гостя, а сами, как всегда, ушли на маршрут.
Когда они вернулись, оказалось, что Саша не приехал. Евгений Николаевич и Олег решили, что какие-то обстоятельства не позволили ему вырваться в тайгу.
На следующий день зоологи на рассвете снова отправились в лес. В нескольких километрах от деревни они наткнулись на стоящую прямо у лыжни припорошенную снегом палатку.
Около нее виднелись воткнутые в сугроб широкие лыжи, кострище и поленница дров. Рядом с ней лежал сломанный топор. Топорище было целое, а обух лопнул.
Но исследователей привлек внимание не сломанный топор, а голые ступни, выглядывающие из полотняного жилища. Олег по ним узнал человека. Это был Саша.
Олег постучал лыжной палкой по крыше палатки.
— Живой? — спросил он.
— Живой, — ответил ему изнутри брезентового домика скрипучий голос. — Я слышал, как вы подъехали. Не спится под утро. Прохладно.
— Это заметно по твоим синим конечностям, — сказал Олег.
— Вечером тепло было, даже жарко, — произнес невидимый Саша. — Я даже из спальника вылез.
Палатка заходила — вероятно, Саша там одевался.
— Ну, ты и проводник! — продолжал разглагольствовать Саша, — так дорогу описал, почище Ивана Сусанина.
С этими словами он, наконец, вылез наружу.
— Чай кипятите — вон дров сколько. А я пока рюкзак соберу.
Евгений Николаевич быстро развел костер и поставил на огонь котелок.
— А это что? — показал Евгений Николаевич на сломанный топор.
— Некачественное изделие. На обухе с перекалом. Топорище я сам делал. Оно и не подвело. А сталь плохая. В следующий раз буду выбирать. Хорошо, что я дрова успел нарубить. А то холодновато все- таки.
— Почему же ты деревню не нашел? — спросил, морщась от дыма, Олег, — до нее всего три километра.
— А это ты так объяснял, как ее найти. Написал — иди, мол, по нашей лыжне, больше на широких лыжах здесь не ходят. И придешь. А вы, я вижу, тут так волков гоняли, что весь лес в тропах. Поди разберись, какая к деревне выведет. Я поискал-поискал, а потом смотрю — смеркается, лучше я в своей палаточке, да в своем родном спальничке переночую. Развел костер, поужинал и на боковую. Только вот топор сломал.
— Не холодно было? — спросил, разливая горячий чай по кружкам, Евгений Николаевич.
— А у меня спальник зимний. Из верблюжьей шерсти. Тяжеловат, зато спать везде тепло.
Зоологи тем временем попили чаю, Саша взвалил себе на спину свой огромный рюкзак.
— Иди по нашей свежей лыжне. Дойдешь к деревне. Крайний дом. Спросишь Михаила Панкратьевича. Он тебя приютит.
— Нет, я лучше с вами похожу. Разомнусь, тайгу посмотрю.
