Кухню также украшали клетки с пернатыми. Кроме того, на подоконнике стояло чучело куропатки (как показалось Глебу, очень плохо сделанное: ноги были вывернуты, с крыла свисало непричесанное перо, да и вся поза была какой-то неестественной).
Все уселись за стол, и Глеб стал слушать разговоры этих странных людей, которые с энтузиазмом рассуждали о линьке птиц, об их песнях, о каких-то лучках и тайниках, о том, как у муравьев надо добывать яйца, и в какой муке мучные черви бывают толще.
Поддерживая беседу, Дон Кихот совершал бессмысленное, на взгляд Глеба, действие: не торопясь крошил хлеб прямо перед неудачным изделием таксидермиста. Дон Кихот погладил чучело по голове. К несказанному удивлению Глеба оно ожило, неуклюже переступило лапами, потом нежно закудахтало. Головка ожившей птицы потянулось к руке Дон Кихота, и куропатка взяла клювом крошку хлеба.
— К старости совсем ослепла, — сказал Дон Кихот. С рук кормить и поить приходится. Грех такую в клетке держать. Поэтому и живет все время на подоконнике.
Возвращаясь от Дон Кихота, Глеб решил, что птички — это как раз то, что ему надо. Душевный комфорт, отсутствие спиртных напитков и, наконец, чудесная птица со странным названием «синий каменный дрозд» определили его судьбу.
Глеб стал часто бывать у Дон Кихота и однажды вернулся домой не один. За пазухой он нес маленькую клеточку, в которой смирно сидела его первая птичка — японская амади?на — презент от Птичьего Деда. В кармане Глеба лежал и пакетик с недельным запасом «канареечной смеси» — тоже подарок Дон Кихота.
Глеб клеточку на стол, насыпал в кормушку семян, налил воду в поилку, сел на стул и стал смотреть на амадину.
Птица была абсолютно ручная. Она мгновенно освоилась, поклевала зернышки, попила водички, села на единственную жердочку, почистила перышки и тихонько, по-воробьиному, зачирикала.
Щебет амадины был настолько успокаивающим, что Глеб задремал.
Он проснулся оттого, что было тихо. Птица мирно спала, положив голову под крыло. Глеб понял, чем он будет заниматься всю жизнь, помимо проектирования фюзеляжей самолетов.
Неофит решил, что он завтра же пойдет в зоомагазин и купит для своего пернатого друга настоящие хоромы.
Хоромы представляли из себя стандартную фабричную буковую птичью обитель, у которой выпадал поддон, не закрывалась одна дверца, а на деревянных жердочках топорщились чудовищные заусенцы. Через день, в отсутствие Глеба, несколько струн клетки повылезали из пазов и поднялись, как редкая шерсть облезлого кота. В образовавшуюся дыру амадина выбралась наружу и только чудом не улетела в полуоткрытую форточку.
После этого амадина была переселена в свою крохотную клетушку, а зоомагазиновская тюрьма для птиц была вынесена на балкон. Глеб задумал построить клетку сам.
Первый клеточный опыт Глеба был блестящим в прямом смысле этого слова: каркас и поддон клетки Глеб сделал из алюминия, а прутья, жердочки, кормушку и поилку — из нержавеющей стали. Все было тщательно пригнано и ошлифовано, дверцы не хлопали, поддон не выпадал.
Амадина была торжественно перенесена в этот ослепительный, как новогодняя елка, дворец. И Глеб обнаружил, что во всем этом блеске птичка стала совершенно незаметной. Единственным признаком, что сверкающая клетка обитаема, был негромкий щебет неунывающей пичуги.
Амадину ожидали еще восемь новоселий. Раз в месяц Глеб торжественно пересаживал птицу в новое жилище. Однако через некоторое время неутомимый инженер находил в нем недостатки и опять садился за чертежную доску. После этого амадина переселялась в следующую клетку, а прежняя пополняло коллекцию на балконе.
И когда к Глебу случайно зашел один из членов клуба птицелюбов и увидел конструкцию, которая наконец-то стала удовлетворять требованиям Глеба (в ней чирикала амадина, наконец-то обретшая покой после бесчисленных переселений), то первым делом он выпросил у Глеба одну из забракованных конструкций, а потом сообщил Дон Кихоту о талантах Глеба.
А через день к Глебу в гости пришел сам Дон Кихот. Он осмотрел его последнее творение, сделал одно мелкое замечание по поводу конструкции крепежа поилки и вежливо намекнул, что тоже хотел бы иметь одну из клеток, стоящих на балконе. И тут же получил ее. Уходя, Птичий Дед, кроме того, порекомендовал Глебу переключиться на более сложных птиц — на насекомоядных, пообещав ему дать одну такую — славку-черноголовку.
Глеб с энтузиазмом начал строить еще дом для славки. Через неделю клетка была готова, и Глеб получил подарок. Славка прекрасно пела — словно ручеек журчал в весеннем лесу, а, кроме того, ее очень украшала аккуратная черная шапочка. Глеб был счастлив, но знал, что и эта птица всего лишь очередной шаг к его заветной мечте — синему каменному дрозду.
Славка действительно оказалась более сложной в содержании, чем амадина.
Если амадине достаточно было насыпать побольше «канареечной смеси», налить воды в автоматическую поилку и спокойно уехать в командировку на неделю, то новая птица требовала тщательного ухода. Теперь каждое утро Глеба начиналось с того, что он смешивал сухарную крошку с обезвоженным творогом, рубленым сваренным вкрутую яйцом и мелко тертой, досуха отжатой морковью. Это блюдо называлось «смесью для насекомоядных птиц». Кроме того, Птичий Дед еще порекомендовал кормить славку и живым кормом — мучными червями и при этом дал Глебу этих самых червей — длинных желтоватых личинок какого-то насекомого.
Мучные черви были для славки настоящим лакомством, и поэтому они закончились очень быстро.
Выяснилось, что в зоомагазине эти личинки стоили дорого, а у Дон Кихота их просить было неудобно. Но он все-таки пошел к Птичьему Деду — за консультацией, как их разводить.
И Дон Кихот показал Глебу четыре эмалированных ведра. В одном копошилось маточное поголовье — мелкие коричневые жучки, а в трех других в толстом слое отрубей ползали тысячи желтых червячков. В одном ведре они были совсем мелкие, в другом — побольше, в третьем — самые крупные, кормовые.
Дон Кихот дал Глебу книжку по разведению этих насекомых.
Глеб три дня ее штудировал. Оказалось, что это только Дон-Кихот разводил червей в ведрах. На самом деле их надо было культивировать в деревянных ящиках.
Глеб купил в хозмаге фанеру, гвозди, олифу, краски и принялся за дело.
Как человек творческий и к тому же имеющий высшее инженерное образование, Глеб, конечно же, не утерпел и внес несколько рационализаторских предложений в конструкцию жучиной фермы.
Все четыре сделанные им ящика были ровными, как блоки в концлагере: одинаковые, аккуратно сбитые, покрашенные в серый, скрадывающий объем цвет, с ровными рядами вентиляционных отверстий.
В глубинах этих ящиков, на добытых в загородном сельпо отличных отрубях насекомые так хорошо размножались, что у Глеба через несколько месяцев началось ощущаться перепроизводство, и он стал бесплатно снабжать мучными червями всех знакомых птицелюбов.
Наступила весна, и птичье братство в выходные начало выбираться за город — для пополнения живых коллекций.
И Глеб, знающий только из книг, ссуженных ему Дон Кихотом, о лучках, тайниках, западнях, понцах, слопцах, самоловках, хлопках, паутинных сетях, шпарках и птичьем клее, увидел весь процесс отлова пернатых воочию.
Первый раз ему самому ловить не позволили, однако, помня о его заслугах перед коллегами, подарили плененную лучком птицу — соловья-красношейку.
