божества произвели на свет собственные чада. Я постараюсь не злоупотребить твоим вниманием.
Стоя на небесном мосту, Идзанаги и Идзанами опустили в морскую пучину небесное копье и перемешали ее. Когда они доставали копье из воды, с него упало несколько капель, которые превратились в остров. Боги водрузили посреди острова столб и обошли его кругом. Они шли с разных сторон — он по часовой, а она против часовой стрелки, — пока не встретились. Тут они сплели руки и связали себя брачной клятвой. В первый раз их ждала неудача, и им пришлось проделать еще один круг — тогда на свет появилась Япония.
Первым возник остров Авадзи. Затем Иё — остров с одним телом, четырьмя лицами и двумя именами. В дальнейшем провинция Иё получила название Эхимэ, провинция Сануки стала называться Ихиёрихико, провинция Аха — Охогэцухимэ, а провинция Тоса — Такэёривакэ. Все это, соответственно, старые названия современных префектур Эхимэ, Канагава, Токусима и Коти. Совершенно очевидно, что «двуименный остров» Иё с четырьмя лицами — это и есть наш Сикоку, ведь по-японски «Сикоку» означает «четыре страны». По поводу прозвища «двуименный» существуют разные легенды. Одна гласит, что боги Сануки и Тоса и богини Иё и Ава появились на свет из двух разных столбов, другая — что название Иё пошло из местечка Футана, что в переводе также означает «два имени»; это местечко и по сей день находится в префектуре Эхимэ.
Но вернемся к острову Авадзи, появившемуся на свет раньше других. Его название в древнем написании можно толковать как «путь среди волн». Таким образом, Авадзи представлял собой дорогу, ведущую к Сикоку, своего рода «родовой проход», по которому Сикоку явился на свет. Далее можно предположить, что Сикоку возник раньше остальных островов японского архипелага, а значит, уже в глубокой древности имел огромное значение.
Почти половину территории Сикоку занимает район Тоса, который наши предки считали обителью дьявола. Поскольку в древности дьяволом становился любой дух покойника, логично предположить, что Тоса являлась царством мертвых или царством Ёмоцу, по имени правившего там великого бога Ёмоиу. В зависимости от написания, имя Ёмоцу можно толковать по-разному: царство мертвых или царство четырех сторон. Так же записывается и название Сикоку.
Дальнейший вывод очевиден: Сикоку издревле являлся царством мертвых.
Фумия ухмыльнулся. Сикоку — царство мертвых. Забавно. Фумия перевернул книгу и вновь взглянул на форзац. Кто же автор этой, мягко говоря, неожиданной теории? В краткой справке он прочитал:
«Ясутака Кусуносэ. Настоящее имя Ясутака Хиура. Проживает в деревне Якумура района Такаока префектуры Коти».
Фумия не мог поверить глазам. Ясутака Хиура! Отец Саёри?!
Ясутака был двоюродным братом отца Фумия, и в семье его называли просто Така. В голове не укладывалось, что дядя Така мог написать такое. Фумия подскочил с кровати и бросился вниз.
— Отец? — Фумия заглянул в чайную комнату, но никого не обнаружил.
Из комнаты напротив послышался голос матери:
— Проснулся, сынок?
Раздвижная перегородка отъехала в сторону, и в проеме показалась мать в нарядном зелено- коричневом платье. Ее короткие седые волосы были выкрашены в бледно-лиловый цвет.
— Привет. А где отец?
— Уже ушел. Отправился родных навестить. Да и тебе неплохо бы сходить. Бон все-таки. Кимика тоже ушла. Вырядилась как на свидание, только ее и видели! Только ты все спишь. — Мать с упреком посмотрела на Фумия.
Не обращая внимания на ее недовольный тон, Фумия протянул книгу:
— Ты знала, что дядя Така книгу написал?
Мать без всякого интереса взглянула на потрепанную обложку:
— A-а, эту… И где ты только нашел ее?
— В библиотеке на работе взял.
— У нас где-то тоже была такая. Така принес. Говорит, написал еще до того, как пришел в семью Хиура, вот и издал под своей старой фамилией. Он ведь серьезно наукой занимался. Жаль, что с ним такое несчастье приключилось.
В коридоре зазвонил телефон. Мать пошла отвечать, а Фумия попытался взять себя в руки. Всякий раз, когда речь заходила о семье Хиура, его охватывала непонятная тревога.
— Это тебя, — позвала мать.
Он взял трубку.
— Привет, Фумия. Это я, Тадаси. Сегодня, кажется, выходной? — послышался хриплый голос Тадаси Катады.
Бывший одноклассник работал в супермаркете в Китано. С виду косноязычный и тихий, он был исключительно мягким и отзывчивым парнем. В детстве Тадаси неизменно отдувался за любое их озорство. Сегодня он звонил, чтобы напомнить Фумия о встрече выпускников:
— Сегодня в два. Ты будешь?
— Ну… я… — обреченно протянул Фумия. Идти совершенно не хотелось.
— Будем ждать, — добавил Тадаси, и у Фумия не повернулся язык отказать. Он нехотя пообещал прийти.
Попрощавшись и повесив трубку, Фумия отправился в ванную. Чистя перед зеркалом зубы, он думал о том, как бы избежать сегодняшней встречи выпускников.
Одноклассники… Родились в один год, ходили в одну школу, живут в одной деревне. Одинаково попереженились, лишь только стукнуло двадцать, одинаково понарожали по двое, а кто и по трое детей. Те из его одноклассников, кто остался в Якумуре, строем шли по одной, проторенной жизненной дороге. В деревне от этого никуда не деться.
Жить в деревне — значит идти в ногу с остальными, а Фумия с детства хотелось выпасть из общего течения деревенской жизни. Ему хотелось уехать отсюда за другим, новым опытом и зажить иной жизнью, не такой, как у его отца и друзей.
Поступив в столичный университет и начав самостоятельную жизнь, Фумия наконец вступил в желанный новый мир. Огромный Токио походил на незнакомца. Украдкой идя по его следам, Фумия оказывался в самых неожиданных местах: токийские дороги приводили его то в сомнительную пивную, то на экспериментальный спектакль в крошечный театр, то на университетский политический форум, то на отвязную вечеринку. После университета Фумия с жаром окунулся во взрослую жизнь и в работу, страстно втягиваясь в новый для него корпоративный способ сосуществования.
Однако вскоре Фумия стал чувствовать себя белкой, запертой в клетке и бегущей по бесконечному кругу вращающегося колеса. Не секрет, что новизна неизведанного исчезает, как только оно становится привычным. Блеск первого мгновения неизбежно тускнеет, уступая место рутине. Постепенно Фумия пришел к выводу, что стремление к новому, в сущности, ничем не отличается от монотонного повторения и обыденности. Финальным аккордом стал развод. Фумия понял, что безнадежно устал от новизны. Ему захотелось тихой, спокойной жизни, без событий и потрясений, и он вернулся в Якумуру. Однако у него никак не получалось адаптироваться к размеренной деревенской жизни, найти здесь собственное место. Фумия прекрасно понимал: на встрече выпускников его чужеродность будет жечь глаза одноклассникам и он снова с горечью ощутит, что лишний здесь.
Размышляя обо всем этом, Фумия вытирал лицо полотенцем. На душе было на редкость паршиво.
— Эй, Фумия! — раздался из коридора бодрый голос матери. Он вышел из ванной и увидел, что мать уже на пороге. — Я в лавку. Валяешься целый день дома, так хоть комнату прибери, а то совсем грязью зарос!
Его энергичная мать, помощница лавочника, была полной противоположностью тихому отцу, работнику сельхозкооперации. Почти всю неделю она проводила в небольшой сувенирной лавке в Китано, откуда была родом.
