значительно хуже, чем прежде. Будто между ним и внешним миром появилось какое-то тонированное стекло. И звуки стали едва слышны, словно Димке ваты в уши напихали. А ладони и коленки стали ощущать под собой не более-менее теплое лакированное дерево, а некий иной, тоже гладкий, но очень холодный материал — не то шлифованный камень, не то кафельную плитку, не то вообще металл какой-нибудь. А спереди, из тьмы все сильнее веяло холодом. Мелькнула мысль: а может, вернуться, пока не поздно?!
Наверно, именно в этот момент Димка еще мог бы вылезти из шкафа, запереть его на ключ, снова привести в горизонтальное положение, засыпать обломками мебели, как было прежде, а затем убрать ключ от шкафа в ящик с книгами и, спустившись с чердака, углубиться в Майн Рида. Но он почему-то пополз дальше.
Метра через три или чуть больше Димка опять оглянулся. Чердак все еще виден, но уже так, будто Лосев глядел на него даже не через тонированное, а через закопченное стекло, примерно такое, какое они делали с папой, чтоб смотреть на солнечное затмение. Затмения они тогда так и не разглядели, потому что небо заволокли облака, но как выглядит обычный мир, если смотреть на него через такое стекло, Димка уже знал. А всякие там деревенские звуки почти не слышны, только тарахтение трактора еще кое-как доносилось. Зато холод заметно усилился. Теперь Димке казалось, будто он ползет по гладкому льду, примерно такому, какой бывает на искусственных катках. Вскоре он убрал от пола ладони, потому что они начали неметь и примерзать, а потом и колени, — им стало холодно даже через джинсы. То есть Лосев передвигался уже не на четвереньках, а на корточках. Это, конечно, удобства не прибавило и скорости тоже, но все же Димка прошел таким образом еще несколько метров вперед, прежде чем снова оглянулся.
Позади пока просматривался темно-серый прямоугольник, в середине которого еще можно рассмотреть небольшой, более светлый квадратик — слуховое окно чердака. Все остальное разглядеть уже невозможно. В ушах стояла полная тишина, будто их залепили воском — даже трактора не слышно. Впереди, как и прежде, абсолютно непроглядная темень.
По инерции Лосев прошел вприсядку еще метр или полтора — никак не больше, обернулся… и не увидел ничего, кроме темноты. Теперь тьма и впереди, и сзади — ни зги не видно.
Нельзя сказать, что Димка сильно испугался. Нет, он в этот момент еще не потерял ориентировку и помнил, что возвращаться надо в ту сторону, куда в данный момент направлены пятки кроссовок. Да и вообще он считал, что ушел совсем недалеко от створок шкафа и вылезет максимум через пять минут. Надо просто повернуться и ползти обратно. Сущая ерунда!
Когда Лосев решил развернуться на 180 градусов, то слегка поскользнулся — пол-то был не только холодный, но и скользкий как лед! При этом Димка шатнулся в сторону, инстинктивно вытянув руку вправо, ибо помнил, что стенка шкафа, когда он в него залезал, была даже ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Он надеялся, что упрется в стенку рукой и избежит падения.
Но не тут-то было. Хотя Лосев вытянул руку на всю длину, никакой стенки она не нащупала, ни во что не уперлась, и Димка шлепнулся боком на гладкий, холодный, а главное, очень твердый пол и больно ушиб локоть. Реветь, конечно, он не стал — возраст уже не тот, чтоб нюни распускать, — но зубами поскрипел.
Когда боль прошла, Димка стал шарить руками по сторонам, пытаясь найти стенку, но она куда-то подевалась. Ни справа, ни слева стенок не было. Тогда Лосеву показалось, будто он, падая, повернулся на 90 градусов и ищет стенки там, где их никогда не было, то есть спереди и сзади. Вообще-то Димка уже понял, что потерял ориентировку в темноте и может сейчас запросто пойти не в ту сторону, но еще надеялся, что, обнаружив стены, быстро выберется наружу. На всякий случай Димка вытянул руки в стороны, чтоб еще раз убедиться в отсутствии стен по правую и по левую руку, а затем, не опуская рук, повернулся направо. То есть на те самые 90 градусов.
Но и в этом положении Димке не удалось нащупать стен. Тогда он вспомнил про потолок, а касаясь потолка рукой, можно рано или поздно найти стену.
Казалось, до потолка всего ничего — ведь поначалу Димка едва не касался его головой, даже когда полз на карачках. И когда он пошел на корточках, до потолка оставалось примерно то же расстояние. Однако сейчас, даже встав во весь рост и даже на цыпочках, Лосев потолка не нащупал. Конечно, стоять было гораздо удобнее, чем сидеть на корточках, а уж идти в полный рост — и подавно, но возможность выпрямиться Димку особо не обрадовала.
Теперь единственной опорой оставался пол. Димка подумал, что уж пол-то никуда не денется. Поэтому надо идти куда-нибудь, а там, глядишь, все-таки найдется стена, вдоль нее он сумеет добраться до выхода.
Так он и сделал. Просто взял да и пошел по скользкому полу мелкими шажками, чтоб опять не шлепнуться.
Пройдя с десяток таких шажков, Лосев наконец-то уперся ладонями в стену. Ясно, что это не деревянная стенка шкафа, а такая же холодная, как пол, скользкая «ледяная» стена. Тем не менее Димка немного воспрял духом и двинулся вдоль этой стены, касаясь ее рукой. По его разумению, он удалился от дверцы шкафа не больше чем метров на двадцать, на двадцать пять. В одном метре примерно три его мелких шага. Стало быть, если через семьдесят пять шагов он не выйдет к шкафу, то, значит, шел не в ту сторону. Тогда надо повернуться и пройти уже сто пятьдесят шагов в противоположном направлении.
Эти вычисления Лосева успокоили, и он продолжил двигаться вдоль стены, подсчитывая шаги в полной темноте, не видя даже собственного носа и не слыша ничего, кроме звука своих шагов и дыхания. Судя по всему, температура тут минусовая, а на Димке только джинсы и летняя ветровка. Кроссовки тоже нельзя назвать теплыми, и ноги здорово мерзли.
Пройдя пятьдесят шагов, Димка остановился. Выходит, он шел не туда. Ведь ему хорошо помнилось, что, уже забравшись довольно далеко от выхода из шкафа, он видел чердак, слуховое окно и так далее. Тем не менее посомневавшись немного, Лосев все-таки решил сделать еще двадцать пять шагов.
Шаг, другой, третий, десятый… Тьма оставалась непроницаемой. Двенадцатый, пятнадцатый, двадцатый… И тут, где-то очень далеко впереди, гораздо дальше, чем предполагал Димка, появилось прямоугольное пятнышко, чуть более светлое, чем окружающая тьма.
Наверно, следовало бы удивиться ошибке в расчетах, а заодно подумать над ее причинами, но Димке было не до того. Он разом забыл о том, что пол скользкий, и бегом изо всех сил помчался вперед. Световой прямоугольник быстро превратился из темно-серого в светло-серый, потом в белесый, а размеры его быстро увеличивались. К тому же неожиданно обнаружилось, что пол, по которому бежал Лосев, имеет уклон и этот уклон заметно увеличивается. Теперь он уже не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Он съезжал к световому прямоугольнику, словно по ледяной горке, с нарастающей скоростью.
Конечно, Димка помнил, что никакого уклона в шкафу не было. По крайней мере, такого, по какому он сейчас скатывался. Если б он был, то Лосев не сумел бы вползти на такую скользкую крутизну на четвереньках, а на корточках — тем более. Иными словами, он понял, что нашел какой-то другой выход из этого таинственного шкафа, точнее, из пространства, укрытого внутри шкафа. Но теперь оставалось только скользить вниз, и даже притормозить немного не удавалось. Сохранять равновесие в вертикальном положении при такой скорости очень сложно. Поэтому единственное, что Димка сумел сделать, — это улечься спиной на холодный «лед», чтобы не грохнуться об него лбом или носом.
Ш-ших! — Лосева с огромной скоростью вынесло из темноты, и он даже зажмурился, потому что свет показался глазам, привыкшим к темноте, просто ослепительным. Через некоторое время, поморгав и повертев головой, Димка осмотрелся, и удивлению его не было предела…
Глава IV
НЕВЕДОМО ГДЕ
Первое, что поразило Димку, так это небо. Не серое, облачное, какое он, проснувшись утром, увидел в окно, и не голубое, чистое, какое он уже третий день мечтал увидеть. Небо было ярко-зеленое, как молодая трава. А на этом небе сияли сразу два солнца, одно почти нормальное, золотистое, а другое — темно- голубое или светло-синее — понимай, как хошь. Лосев знал, что если такие краски, желтую и голубую,
