Позже, когда опубликовали часть его наследия, я услышала от «олешеведов» байку, якобы Виктор Шкловский выбросил мешок рукописей Олеши в Москву-реку возле писательского дома в Лаврушинском переулке. Представила, как они плыли и какую метафору этой мизансцене придумал бы Юрий Карлович, глядя с небес. Он ведь писал: «…Целый ящик рукописей. Грязные, испачканные в чужих квартирах, в скитаниях листы. Пачки, перевязанные грубыми веревками, чуть ли не подтяжками. Жаль себя. Я хороший художник. Иногда отдельные места ослепляют блеском…»
А еще узнала от современников, что Виктор Шкловский страшно переживал, когда полуспившийся Олеша приходил к его жене Серафиме Суок — бывшей первой жене Олеши и сестре его нынешней жены Ольги Суок. Серафима болтала с Олешей, закрывшись в комнате, и вручала на прощание крупную купюру, которую он брал с брезгливым выражением лица.
Шкловский страдал в путах этого перекрестного опыления, ревновал Олешу и к вздорной жене, и к литературе. Он тоже хотел написать что-то вроде неувядающих «Трех Толстяков», но бог не дал таланта.
К тому же даже в сохранившихся рукописях Олеши оказалась такая махровая антисоветчина, что выхлопотавший к этому времени Государственную премию СССР Шкловский опасался их размораживать. Понимал, что мы с Иванкиным в силу молодости и непуганности вытащим на свет все, что он не решился утопить в Москве-реке. Впрочем, мог просто иметь и прямую инструкцию КГБ.
В архиве Олеши я когда-то нашла анекдот времени спасения челюскинцев. Встречаются два чиновника, и один спрашивает другого: «Слышали, Отто Юльевича Шмидта сняли со льдины?» Второй удивленно спрашивает: «Что вы говорите? А кого назначили?»
Этот анекдот касается второго случая, когда Иванкин заставил меня делать главным героем мужчину.
Больше чем через тридцать лет после истории с Олешей он позвонил со знакомой интонацией:
— Мань, есть дело! Надо немедленно встретиться!
Иванкин уже был классиком документального кино и пожил в немыслимом количестве стран. А, появившись в моей кухне, заявил с совершенно не изменившейся интонацией:
— Ты должна все бросить и немедленно сесть за сценарий про писательницу Зою Воскресенскую, которая была великой разведчицей!
— Ты б по телефону предупредил, я б сразу ответила, что ненавижу писать для кино, что про разведчиц и разведчиков мне неинтересно и некогда, я заканчиваю роман… И вообще, почему ты решил прийти с этим ко мне?
Иванкин хитренько посмотрел на меня:
— Я приму отказ без обид, но только после того, как ты узнаешь, что… — И через мхатовскую паузу добавил: — Она была воспитанницей Александры Коллонтай!
…Я написала сценарий о писательнице Зое Воскресенской — первой женщине — полковнике разведки в мире Зое Рыбкиной, работавшей под прикрытием первой женщины-посла в мире Александры Коллонтай.
Отношусь к авторам-занудам и не могу написать ни строчки, пока не узнаю всех подробностей времени и места происходящих событий. Сотрудники Пресс-бюро СВР передали мне кучу материалов по рассекреченным периодам ее работы. Помогали, разъясняли, ловили в тексте исторические и технологические промахи.
Консультант — легендарный Иосиф Линдер — посвятил меня в кучу нюансов. А для написания трех сцен со стрельбой и дракой (большая часть которых не вошла в фильм), дал возможность «войти в роль» с боевым, хотя и незаряженным, оружием в руках. И пошагово понять, какими приемами самозащиты пользуется разведчик-нелегал данной конкретной школы для ликвидации противника. Это помогло избежать литературной клюквы.
Забавно, что архив писателя Олеши в конце восьмидесятых оказался закрытым наглухо, а архив разведчицы Воскресенской-Рыбкиной оказался доступен за исключением спецопераций, время секретности которых еще не истекло. Для меня это важный знак того, что последние тридцать лет развернули страну ровно на 180 градусов.
И вот на очередной встрече Иванкин снова сказал:
— Мань, а теперь ты должна написать сценарий об Алексее Козлове!
— Во-первых, кто это? — удивилась я. — Во-вторых, ты же знаешь, мне не интересно писать о мужиках!
— Алексей Козлов — икона современной разведки. Вижу, что хочешь отказаться. И приму отказ без обид, но только после того, как ты прочитаешь материалы о нем и познакомишься…
Понятно, что после встречи с Алексеем Михайловичем Козловым, я сказала «да», хотя прекрасно понимала — способность обаять собеседника входит в профессию разведчика-нелегала как первая составляющая.
Но я никогда не была в Африке и «не чувствовала ее на вкус». Пришлось уговорить мужа — Шумита Датта Гупту — стать соавтором. Во-первых, в ЮАР начинал свою карьеру Ганди, и «гандиана» в индийских школах проходила с интенсивностью «ленинианы» в наших. Во-вторых, во всех африканских государствах мощнейшие индийские диаспоры, и ЮАР ощущается в Индии примерно как у нас Украина. В-третьих, знаменитые родственники мужа — герои борьбы с британской колонизацией, и тема апартеида, воспринимающаяся мною как экзотика, понятна на генетическом уровне.
У Шумита это первый опыт литературной работы на русском языке, он всю жизнь писал по- английски. И мы чуть не развелись, пока писали сценарий, потому что смотрели на материал с разных географических и исторических точек планеты. За бортом сценария фильма «Испытание смертью» — снятого режиссером Владимиром Нахабцевым на студии «Артель» с Олегом Тактаровым в главной роли — осталось столько материала, что мы решили написать эту книгу.
Пафосно признаюсь, что глубоко благодарна Александру Иванкину за участие в проекте «Испытание смертью» при том, что сценаристы всегда недовольны режиссерами и продюсерами. Дело не в фильме, а в том, что погружение в материал заставило меня заглянуть на вторую сторону луны, куда считается неприличным заглядывать людям моей среды и моих убеждений.
Неожиданно распахнувшаяся страница новейшей истории обрушила своей тяжестью представления о многих предметах. Не то чтоб я намеренно избегала или равнодушно перелистывала эту страницу в двух гуманитарных вузах, а просто не вводила ее в зону критики и не раскрашивала человеческими судьбами.
Ведь когда изучаешь историю молодым, тебе некогда и незачем спотыкаться на нравственных оценках. Ты изучаешь ее не для себя, а для зачета и экзамена. Слово «апартеид» отталкивается, как все, о чем надрывается советский телевизор. Ты выплескиваешь с водой любого ребенка, в которого ткнула пальцем коммунистическая пропаганда, и постепенно оказываешься в системе координат, в которой «первый мир» безапелляционно первый, а «третий мир» — безапелляционно третий.
Я не покраснела, не полевела, но увидела вчерашний и сегодняшний день большой политики в совершенно ином объеме. И в некоторой степени частично дистанцировалась от своего сообщества, считающего, как Алиса в Стране чудес, что «на той стороне земли живут антиподы». И что запад — дистиллированный оплот прав человека, а золотой миллиард позолотили его исключительные интеллектуальные качества и гражданские свободы, а не кровь подмятых под него народов.
Мы знакомы с Александром Иванкиным 40 лет… такое даже трудно выговорить! Время предложило нашему поколению невероятные пируэты. Мы прошли пионерское детство, антисоветскую юность, перестроечную взрослость, вступили в созидательную зрелость, сползающую к гармоничной старости… и оба понимаем, что в стране и в судьбе наступило время собирать камни.
Мой муж уверяет, что, если бы Иванкин родился в Индии, он стал бы известным гуру, и люди толпами приходили бы слушать его рассказы. С этим я согласна, хотя совершенно не представляю, на что подобьет меня очередной звонок Иванкина со словами: «Мань, у меня к тебе дело!»
И я снова нарушу все планы и двинусь за ним, как крыса за дудочкой Крысолова…