глазах подстрелили молодого коммуняку, который решил перебежать к нашей компании. Пуля клюнула его в голень. Сразу скажу, падал он с криком: «Бля! В меня попали!», а не: «Да здравствует Ленин!».
Товарищи подхватили его под мышки и потащили к деревьям. Мой французский коллега решил снять этот героический момент. Вспышки фотокамеры привлекли внимание блуждающего поблизости БТРа Внутренних войск. Он пытался определить, сколько нас тут. Где мы прячемся? И не сможет ли он перестрелять нас из своего большого пулемета? Представляю, как обрадовала его фотовспышка моего коллеги, осветив наши фигуры, как цели на ночном полигоне. БТР развернул башню и выдал смачную очередь.
Мы вовремя свалились в лужу, и трассеры с ревом прошли над нами в пустоту. При падении фотокамера коллеги так засветила мне в глаз, что ночное небо пошло фотовспышками.
Работая локтями в осенней грязи, мы паровозиком переползли дорожку, надеясь уползти за деревья. Коммунисты тащили своего раненого аккурат за нами. Фотограф снова изловчился и послал им серию фотовспышек.
БТР только и ждал этой подсказки! Мгновенно сориентировался и вдарил новую очередь. Кроме того, с бортов через бойницы затрещали автоматы.
Коммунисты матерились на чем свет стоит. Я взял коллегу за воротник куртки и сквозь грохот стрельбы проорал, что если еще раз он пыхнет своим фотоаппаратом, то я лично кину его на амбразуры бронетранспортера.
БТР попался дотошный. Он, видимо, понял, что у нас нет ни фига, чем ему ответить, и решил добить нас. Мы ползли среди деревьев, стараясь держаться в тени от света уличных фонарей. Компания коммунистов где-то потерялась в дороге. Через какое-то время решили, что отползли достаточно. Встали и пригибаясь выскочили на улицу Королева.
Здесь уже шастал любопытный народ. Летали в воздухе вопли. Кого-то куда-то тащили. В общем, суматоха изрядная. Тут-то нас и подстерег тот БТР. Просто мистика! Но именно так и случилось. Мы шли по улице, полагая, что самое страшное осталось под стенами Останкино. И тут спинным мозгом и я, и фотограф почувствовали неладное. Не сговариваясь, плюхнулись на асфальт. В ту же секунду над нами прошла долгая очередь из БТРа. Я оглянулся. Эта сволочь выползла из-за деревьев, откуда минутами раньше выскочили и мы. Просто не верилось, что эта сволочь тихонько тащилась за нами впотьмах, ожидая, пока мы себя обнаружим.
Так быстро я еще никогда не бегал! В секунды мы покрыли немаленькое расстояние до железо-бетонной тумбы, на которой крепятся рекламные щиты. Новая очередь уже летела за нами. Но прошла поверх бетонного блока.
Здесь, за спасительной преградой, лежали, прислонившись к бетону, двое горожан.
— Это он за вами гоняется, что ли? — уважительно спросил первый.
— Водку будете? — предложил второй. Высунув языки, мы дышали, как борзые после долгой охоты. Водку? А то!
Так вот, к чему я это? Ах, да. Про войну. В общем, я еще тогда понял, что война — дело хреновое. Интересного там мало. Все дело сводится к одному: либо ты стреляешь, либо в тебя. Кто не хочет ни в кого стрелять, пусть приготовится к тому, что игра пойдет в одни ворота.
Журналистов на войне никто терпеть не может. Даже собственная редакция воспринимает их как отвратительную неизбежность и старается поскорее забыть, чем там эти идиоты корреспонденты занимаются. У меня не было ни одной командировки, чтобы мне не позвонили из Группы городов и не попросили, например, съездить из Грозного в какой-нибудь Итум-Кале. Там, мол, кто-то в кого-то стрелял и все-таки застрелил. Объяснять, что дорога в горный Итум-Кале на машине только в один конец займет минимум три-четыре часа, — бесполезно. То, что по дороге тебя могут шлепнуть как свои, так и чужие, — тоже никакого впечатления не производит. Ну, не понимают люди, что это не в Москве на метро ездить. Каждый выезд без охраны чреват самыми хреновыми последствиями. У тебя ведь даже рации нет, чтобы напоследок матернуться в эфир, когда тебя за задницу возьмут.
Я уж молчу о редакционных бухгалтерах. Те вообще искренне недоумевают, зачем вообще корреспонденту платить какие-то деньги, если его со дня на день убьют? А если вы все же возвращаетесь в Москву, то начинают придираться к каждой бумажке. Почему печати нет? Почему написано неразборчиво? Почему не по форме такой-то написано? Бланк какой-то подозрительный!.. А где ты на войне возьмешь бухгалтерскую бумажку? В окопах их не раздают. Гостиницы, магазины там не работают. А если и работают, то какие, на хрен, чеки?
Во время самых тяжелых боев один мой кореш разыскал среди развалин штаба боевиков печать с волком и кучу бланков. Так мы после каждой командировки собственноручно заполняли эти бланки и ставили на них красивую и ни хрена непонятную русскому человеку печать республики Ичкерия. Бухгалтеров это устроило. А если у налоговых органов возникнут претензии, так пусть поедут, проверят достоверность бумаг на месте.
Есть еще одна особенность войны, чисто морального плана. Ежели ты вооружен и можешь ответить обидчикам — это всем нравится. Тебя будут уважать. А если ты безоружен, не принадлежишь ни к какой группировке и шастаешь под ногами, то обидеть тебя — долг чуть ли не каждого встречного идиота. А идиотов на войне всегда в избытке.
Далее. На войне нет никаких правил, и они все же каждый раз меняются. Например, во время первой чеченской кампании Дудаев строго-настрого запретил боевикам обижать, а тем паче убивать журналистов. В целом этот приказ старались не нарушать. Во вторую же кампанию боевикам все уже по фигу. Журналисты объявлены врагами наравне с солдатами федеральных сил. Если не хуже. Боевики стреляют репортеров при каждом удобном случае. Берут журналистов в заложники. А особо ретивые вовсе полагают, что журналисты — это спецагенты Кремля. Делайте выводы сами.
Но раз вы оказались дураком и вам не удалось отвертеться от фронта, то сначала надо определиться, куда ехать. То есть к боевикам или к федералам? Имейте в виду, что обе стороны искренне считают друг друга бандитами и террористами. Поэтому ВАМ ЛИЧНО разбрасываться столь экспрессивными словами не советую. Могут неправильно понять. Приведу пример. Один журналист поймал частника и со своей телевизионной группой поехал искать линию фронта. Ее нигде не было. Такое на войне случается. Вопреки всем канонам военного искусства и учебникам по тактике. Ну и вот, залетают они на своей машине в какое- то село. Выезжают на главную площадь и видят группу вооруженных товарищей. То, что надо! Вот у кого можно спросить. Журналист поспешил к вооруженным людям, остальные остались в машине. Пока шел, в спешке не определил, кто именно перед ним. С ходу спросил наивно:
— Скажите, пожалуйста, а где здесь бандиты?
Телевизионщики, что сидели в машине, слышали этот вопрос. Холодные мурашки запрыгали по спинам. Мысленно они уже отстучали домой прощальные телеграммы и собрали полевые цветы себе на могилу. И оператор, и звукоинженер, и водитель разглядели из машины зеленые повязки с арабской вязью, эмблемы с волком на камуфляже.
Боевики внимательно посмотрели в лицо журналисту. В глазах его увидели бездонную безмятежность, непосредственность природы на грани чистого идиотизма. Они увидели человека не от мира сего. Наверное поэтому не стали убивать. Что толку воевать с природой? Они ж не эмчеэсовцы.
Один из боевиков мягко развернул журналиста в ту сторону, откуда он только что приехал, и показал рукой на черные клубы дыма, идущие эшелоном в небо откуда-то из-за леса:
— Бандиты и террористы вон там!
— Спасибо, — как ни в чем не бывало ответил журналист и пошел к машине.
Частник рванул с места, не дожидаясь, пока журналист закроет дверь. Всю дорогу автомобиль сотрясала матерная буря. Ругался последними словами даже местный водила-частник. Чего обычно за ними не наблюдается. Они добрались все же до федеральных войск, и жизнь потекла у них более-менее гладко. Насколько это возможно на фронте.
С боевиками разобрались. К ним лучше не соваться.
Теперь о федералах. У них журналист может делать все что угодно. Пить водку, травить анекдоты, ругаться матом, стрелять из автомата и гранатомета, петь песни в деревянном сортире, лежать под капельницей вне очереди и многое другое. Но! Только по приказу и с одобрения вышестоящего командования. Если такового нет, вам не то что дышать, а и жить не позволят.
