ярмарочный день он собирался выехать к центральной ратуше крупного города и поджечь свой страшный груз. Пороха с железом было двенадцать бочек. И, что самое интересное, ему было все равно, в каком городе взорвется адский груз. Главное, чтобы погибших было побольше.
– Господи, – Папа и епископ в ужасе перекрестились.
– Так на что же вы предлагаете потратить деньги? – спросил Александр Третий, недоверчиво глядя на Фридриха.
– Не потратить, а сохранить: третью часть от существующей папской казны, третью часть от денег для готовящегося сражения и пятую часть доходов французского королевства. Я бы еще присовокупил английский кусок, но дела их сейчас столь плохи, что скоро все англичане пойдут по миру с протянутой рукой.
– А потом? Фридрих, это же горы денег. Что будет с ними потом? Их могут разграбить нечистые на руку священники. Да-да, епископ. Не возражайте, – Папа жестом остановил попытавшегося вставить слово де Сюлли. – Все мы люди, и даже те, кто посвятил свою жизнь служению Господу, падки на презренный металл.
– Или растащат чиновники и казнокрады, – вдруг поддержал недавнего противника король. – Разорвут на куски, будто стадо шакалов, оставив наших защитников гнить в Иерусалиме, влача жалкое существование рабов.
– А если мы победим? – поинтересовался Морис де Сюлли. – Что будет, если объединенное войско крестоносцев разобьет багдадский и египетский халифаты, окончательно устранив тем самым все возможные территориальные претензии?
– Тогда деньги уйдут на постройку церквей, дорог и школ, – ничуть не смутившись каверзного вопроса, пояснил Фридрих. – Только все это будет происходить внепланово, так сказать, из резерва, не способного нанести вред текущему состоянию дел участников мероприятия.
Некоторое время молча пили вино и наслаждались простым сельским ужином. Поленья в камине весело трещали, даря тепло и уют, а за окном собирались грозовые тучи.
– К делу, – Папа положил в рот последний кусок мяса и, вытерев рот салфеткой, отбросил её в сторону. – Мы соберем этот немалый капитал и для сохранности сделаем тайники в нескольких местах. Только посвященные будут знать, где находятся сокровища, и только истинно верующие смогут употребить их во благо.
– Человек не вечен, – с тоской во взгляде напомнил парижский епископ. – Что если никто из нас не доживет до того дня, когда заложенная казна сможет пригодиться людям? Заговоры, интриги, случайный арбалетный болт – и все, тайна потеряна навсегда.
– Мы сделаем карту, – ударил кулаком по почерневшим доскам стола германец. – Свиток с точным указанием мест и приметами, по которым их можно будет найти. И спрячем, ну хотя бы в новом парижском соборе. Вы же строите собор, Морис? Ведь так?
– Да, Ваше Величество. – Епископ откинулся на жесткую спинку кресла. – Собор точно начали возводить. Фундамент, немного стен, но место для тайника я подберу с легкостью.
Потом, когда дело будет сделано, мы дождемся ключевого момента, а если никто не сможет дожить до часа милосердия, пусть оставит весточку для потомков. Мемуары, или завещание, вполне подойдут для подобных указаний.
– Свиток спрячем в соборе, – Папа довольно потер руки. – Однако вы затейник, Барбаросса. Кто бы мог подумать, что в столь умудренном опытом муже может скрываться легкомысленный мальчишка падкий на авантюры и красивые жесты. Тайна Парижского собора, сокровища трех заговорщиков, фонд милосердия и скорби. Если происходящее сейчас будет запечатлено на бумаге, о нас станут слагать легенды.
– Ладно, Ваше Преосвященство, – Фридрих отправил в рот солидный ломоть свинины. – С местом, где будет лежать весточка, мы решили. Остается понять, где можно надежно спрятать деньги. Может быть, у вас, любезный епископ, есть на это свои соображения?
– Естественно. – Встав из-за стола, Морис прошел к стоявшей неподалеку сумке и, вытащив из нее карту, попытался расстелить её на столе. Упрямая бумага не хотела разворачиваться и лежать смирно. Как только де Сюлли отпускал руки, она тут же сворачивалась в свиток. Для удобства пришлось придавить её кубками с вином и одной из тарелок с недоеденным жарким. – Наиважнейший момент – это тайна, сохранность всего. Что может быть сохранено лучше, чем то, что лежит на самом видном месте?
Встретив непонимание в глазах собравшихся, епископ улыбнулся и, обмакнув перо в чернильницу, наклонился над картой.
– Следите, господа, за точками, которые я буду обводить кружком.
– Бывай. – Дмитрий крепко пожал руку блондину и, вручив ему сумку с документами, кивнул в сторону ворот. – Не напортачь там.
– Да ладно тебе, – подхватив ценный груз, Солодов подмигнул товарищу и, выбравшись из салона автомобиля, зашагал в сторону видневшихся на КПП бойцов.
– Ни пуха, – услышал он позади себя и, развернувшись, помахал Прокопенко рукой.
Предъявив пропуск и документы, и получив законную печать, Алексей, наконец, ступил на тщательно охраняемый от чужих глаз и ушей периметр. Огромное количество электрокаров свидетельствовало о том, что они являлись основным средством передвижения по Сколковскому комплексу, и один из них, маленький и юркий, поблескивающий на солнце отполированными белыми боками, шустро несся в сторону КПП.
– Господин Солодов? – сидевший за рулем мужчина, получив утвердительный ответ, похлопал ладонью по свободному сиденью. – Вы немного рано, но, тем не менее, «Сколково. Хронотуризм» всегда радо своим клиентам.
– Я Леонид, специалист по вооружению и боевой экипировке, – представился рослый плечистый парень в камуфлированной майке и потертых джинсах. – Обычно со мной мой напарник, Григорий, но он приболел.
– Меня интересует двенадцатый век, – начал излагать свои требования Солодов. – Точнее, его конец. Европейская часть Евразии.
– Еще точнее, – нахмурился оружейник. – В то время была столь богатая палитра княжеств и микроимперий, что наряд мы можем подбирать до бесконечности.
– Франция, – решил продолжить Алексей, – Париж.
– Так, что мы имеем? – Леонид исчез в бесконечных рядах одежды, доспехов и кольчуг и вернулся, неся в руках два комплекта. – Вот шенс и штаны, рекомендую без меха. Блохи и клещи, знаете ли, за сутки могут свести с ума кого угодно. Плащ к ним подберем полукруглый. Сойдете за горожанина или торговца средней руки. Данный наряд хорош тем, что обычен до безобразия. Из минусов – сложно что-то спрятать, да и только.
– А второй? – Алексей подошел поближе и с любопытством посмотрел на принесенное платье.
– Второй, – на узкий деревянный прилавок лег еще один костюм. – Сутана бенедиктинского монаха. Один из древнейших католических орденов. Из плюсов – простота и бесформенность. Можете спрятать под подолом хоть бегемота, да и для легенды вполне сойдет. Вы знаете древний французский?
– Нет, – честно признался блондин.
– Тогда наденьте рясу, капюшон и кивайте, – усмехнулся оружейник. – Обет молчания – один из самых распространенных, и человек, не желающий говорить, подозрений не вызовет. Опять же уважение со стороны простого люда и военных, как-никак слуга Господень.
– Беру монаха, – обрадованно кивнул Солодов. – Французский я худо-бедно знаю, но ту смесь, на которой разговаривали в темные века, выучить в малые сроки – непосильный труд. Теперь что касается вооружения…
– Аутентичное или получше? Последнее будет существенно дороже.
– Давайте получше, – кивнул Солодов, припомнив наставления друга. А еще требуется бинокль, лучше армейский.
– Насчет армейского не знаю, – Леонид вновь исчез в дебрях своего хозяйства и появился, неся в руках небольшую коробку. – Могу предложить Юкон. Отличный агрегат с антибликовым покрытием линз. Диаметр объектива под полтинник, двадцатипятикратное увеличение. Чехол в комплекте. Днем будете наблюдать?
– Днем, – быстро подтвердил Алексей.