Вячеслав Жуков
Подсадных уток убивают
Августовским днем 1968 года в сквере на скамейке сидел мальчик лет одиннадцати. Такой аккуратненький, в чистенькой белой рубашке, тщательно отглаженных брюках и сандалиях. Взгляд светлых глаз прямой, открытый. Волосики подстрижены под «молодежную». Такой мальчик не мог не вызвать умиления. На коленях у него была раскрытая книга про Шерлока Холмса.
На противоположной стороне сквера в беседке сидели шестеро мальчишек примерно такого же возраста. Они курили, о чем-то громко спорили, не стесняясь матерных выражений.
Аккуратненький мальчик смотрел на них с презрением. Его детская рука ласково гладила котенка, серого, пушистого, с белой грудью.
Котенок был ничей, истосковавшись по ласке, он доверчиво улегся на раскрытую книгу и, выпустив коготки, в благодарность вздумал поиграть с рукой мальчика. Резкое движение, и на руке появилась царапина, из которой засочилась кровь…
Лицо мальчика побледнело. Взгляд сделался решительным, жестким, как у человека, способного на самый отчаянный поступок.
– Ах ты, маленький гад! – тихо, со злостью, проговорил мальчик, и его пальцы сомкнулись на шее пушистого существа.
Мальчик не испытывал боязни. Ведь котенок ничей. Никто не хватится его, не спросит за его смерть. А наказать его надо. Неважно, что наказание чересчур жестоко, ведь он первый причинил боль мальчику.
Подождав, когда крохотное тело перестало дрожать, мальчик выбросил котенка в кусты и как ни в чем не бывало, продолжил чтение увлекательной книги, время от времени бросая презрительные взгляды на беседку, откуда на весь сквер раздавались нецензурные возгласы мальчишек. Он презирал этих оболтусов и ненавидел их. Он не такой. У него в жизни есть цель…
Спустя тридцать лет, в такой же августовский день недалеко от Горьковского шоссе худощавый среднего роста мужчина с искаженным лицом тянул жилистые руки к шее испуганной девушки, собираясь ее убить. Убивал он неторопливо и цинично, наслаждаясь тем, что делает, и потому не спешил. Он упивался своим превосходством в силе и способности одолеть девушку. Он полностью распоряжался ее жизнью – он, обыкновенный человек, почти такой же, как эта девушка, но она была не в состоянии даже сопротивляться, оцепенев от страха. Жесткий взгляд не знал жалости.
Девушка что-то говорила, плакала, просила. Но убийца не слушал ее. Зачем, если не испытываешь сострадания к жертве?
– Тебе больно? – спросил он, и его голос прозвучал с издевкой. – А как тебе больно?
Последняя надежда пропала, девушка понимала, что в живых он ее не оставит, но все-таки попросила:
– Я прошу вас… Умоляю…
Ему нравилось, когда его умоляли. Он сразу чувствовал себя всемогущим. Узкие губы чуть растянулись в улыбке.
– Возьмите золото… Возьмите все, но не убивайте. – Девушка одним рывком, ободрав до крови кожу, стянула с пальцев три золотых перстня, потом сняла с шеи и отдала ему цепочку и браслет. – Вот. Возьмите, пожалуйста. – Ее рука дрожала и сердце пронзала острая боль от страха и обреченности, оттого, что сейчас она умрет. Она жалела себя и пробовала вспомнить молитву «Отче наш», но не могла. Мозг отказывался соображать. А ведь совсем недавно, тайком от посторонних, она читала молитвенный листок.
Жилистые руки уже, как клещи, сомкнулись на ее горле. «Зачем я села к нему в машину!» – колоколом било в ее голове. И окружающий мир перевернулся, она увидела яркую вспышку, а потом навсегда провалилась во тьму.
Человек, склонившийся над ней, изо всех сил сжал руки так, что шея девушки хрустнула. Он еще с минуту удерживал ее, пока тело билось в конвульсиях. И, только почувствовав пальцами, что жизнь в ней угасла, он разжал руки. Посмотрел в отрешенное лицо, свободное от всех земных переживаний.
Волнистая прядь белых волос закрывала глаза жертвы. Он аккуратно поправил ее, заложив за ухо. Девушка лежала с открытыми глазами.
Убийца еще раз посмотрел на нее и отвернулся.
– Ты на меня зла не держи, – не оглядываясь, сказал он, обращаясь к мертвой девушке. – Так тебе будет лучше. Да и для чего тебе жить.
День этот выдался на редкость прекрасным. Ярко-голубое небо без единого облачка походило на безбрежный океан. Тихий, наполненный печальной таинственностью лес желто-зеленой стеной стоял вокруг.
На душе убийцы сделалось грустно. Приближалась осень. Это время года он никогда не любил. Было в нем напоминание о том, что все рано или поздно обязательно кончается. И когда-нибудь так же просто закончится его жизнь, как у тех людей, которых он убил.
За чахлым мелколесьем березняка послышалось мычание коров. Сюда шло стадо.
Его темно-вишневый «жигуль» стоял неподалеку на дороге. Он быстро, не оглядываясь, пошел к нему. Не нужно, чтобы его тут заметили.
Машина завелась сразу. Что ему нравилось в жигулевских моделях, так это быстрый запуск двигателя. Легкий поворот ключа – и можно уезжать. И он уехал, не замеченный никем. Выехав на шоссе, он уже не торопился, смешавшись с потоком машин. Он никогда не любил спешить.
Не доехав километров двадцать до Мытищ, убийца свернул на обочину и, почувствовав усталость, решил поспать. И, наверное, он проспал бы долго, если бы подъехавший на мотоцикле дежурный инспектор ГАИ не постучал в стекло.
Он открыл глаза и спокойно взглянул на гаишника. «Неужели я там все-таки засветился?» – подумал безо всякого беспокойства. На всякий случай он опустил руку в карман. Там лежал пистолет. Коснувшись его рукой, сказал:
– Все нормально, командир. Просто вздремнул немного. – Он попытался улыбнуться.
Инспектора, кажется, его объяснение удовлетворило. Да и на пьяного этот водитель не был похож. Но уйти просто так блюститель порядка не мог и предупредил:
– Дело к вечеру. Спать на дороге небезопасно. Имейте это в виду.
– Хорошо. Я это учту.
Дежурный инспектор с невозмутимым лицом завел мотоцикл, но не тронулся с места, пока водитель темно-вишневого «жигуленка» не поехал.
Он еще долго отслеживал два красных огонька темно-вишневой «семерки», пока машина не затерялась в общем потоке.
Алексей Сонин спал и сквозь сон слышал звонки. Кто-то настойчиво давил на кнопку дверного звонка. В конце концов это стало невыносимым. Пришлось встать.
Первым делом Сонин, мысленно обругав визитера, в трусах и майке вышел в прихожую и глянул в «глазок».
На площадке, переминаясь с ноги на ногу, стоял помдежурного старшина Званцев.
Сонин тихонько застонал, так ему эти звонки действовали на нервы. Спросонок думать не хотелось ни о плохом, ни о хорошем. Очевидно, случилось первое, ведь ночные визиты бывают только, когда происходит ЧП. И сама собою пришла мысль о том, чтобы тихонько вернуться в постель, накрыться с головой одеялом и хотя бы раз в жизни по-человечески выспаться в свой выходной.
Но тут почему-то вспомнились слова начальника управления генерала Фенина, вспомнились сами собой, без всякого на то желания капитана Сонина. Даже показалось, будто и сам Фенин незримо
