— Где же находится речка Шпрот? — спросил Митька. — И как бы нам повидать эту Щуку?
— Друзья мои! — вскричал Трубочист. — Вы ничего от нее не узнаете. У нее ужасный характер. Недаром Кощей поручил ей такое важное дело. На днях он съел за обедом ее щуренка. Представьте себе, она не сказала ни слова!
— Она напишет нам третье имя хвостом на воде, — сказал Митька. — Не может быть, чтобы она любила Кощея!
МИТЬКА В КОЩЕЕВОМ ДВОРЦЕ
Вы, может быть, думаете, что им пришлось очень долго искать Старую Щуку? Ничуть не бывало! Когда они пришли к речке Шпрот, Щука плавала у самого берега. К сожалению, она плавала брюхом вверх. Она подохла.
Это было так неожиданно, что Галка, которая за триста лет видела не одну дохлую щуку, не поверила глазам и подлетела к щуке поближе, чтобы взглянуть ей в лицо. Да, это была она!
«Всё кончено», — подумала Галка. Она не сказала этого вслух, чтобы не особенно огорчать Митьку. Но всё кончено, это совершенно ясно! Третье имя Щука унесла с собой в могилу, а печной горшок остался на дне реки.
— Спокойно, товарищи, — сказал Митька и вытащил из кармана галчонка. — Щука, очевидно, подохла. Ну что ж! Попробуем обойтись без Щуки, тем более что она, как дохлая, нам уже не может помочь. А пока посидим на берегу и пообедаем вот этим яблоком. У меня есть яблоко, если галчонок его еще не съел.
Он вынул яблоко и разделил его на четыре части. Ого, как это было вкусно!
«Гарт и Гнор, — думал Митька. — И третье имя на ту же букву. Может быть, просто Гав-Гав? Едва ли!»
Он доел яблоко и встал.
— Решено, — сказал он. — Веселый Трубочист, у меня к вам просьба. Возьмите из вашего мешка немного сажи и вымажьте мне лицо.
Вот так раз! Даже Веселый Трубочист удивился, хотя ему-то уж не в диковину были запачканные лица. Не удивилась только Старая Галка. Впрочем, ей некогда было удивляться, потому что галчонок в эту минуту подавился мухой. Он разинул рот, услышав Митькину просьбу, и в рот влетела муха.
— Вымажьте мне лицо сажей, — твердо повторил Митька. — Я хочу быть похожим на вас. Понятно?
Веселый Трубочист засмеялся.
— Понятно, — сказал он и в одну минуту вымазал Митьку сажей.
Для большего сходства он насыпал сажи ему за шиворот, за пазуху и в штаны. Это было не очень приятно, но Митька не сказал ни слова. Недаром у него было отважное сердце.
— А теперь, — сказал он, — у меня к вам еще одна просьба. Дайте мне вашу метлу, веревку и большую ложку.
— Я всё поняла, — сказала Галка. — Счастливого пути!
— Спасибо, бабушка, — отвечал Митька. — Не поминайте лихом.
— Мама, — с ужасом спросил галчонок, — куда он идет? Зачем он намазался сажей?
Галка молчала. Она, разумеется, не плакала — хотя бы потому, что птицы вообще не плачут, но все- таки украдкой сморгнула слезу.
— Товарищи, без слез, — строго сказал Митька. — Желающие могут проводить меня один или два квартала. Веселый Трубочист, почему вы такой невеселый? Ведь вы, кажется, говорили, что вы — последний весельчак в этой стране! Ну-ка, на прощание, спойте нам вашу песню:
И Митька ушел. Это был уже не Митька — и родная сестра его бы теперь не узнала! Это был маленький трубочист, запачканный сажей, с черным лицом, с черными руками. За плечом у него висели метла и веревка, в руке он держал мешок с сажей и большую складную ложку. Куда же он шел? В Кощеев дворец! Он решил узнать третье имя от самого Кощея...
Не так легко попасть в Кощеев дворец, если очень долго думать — кого бы спросить, да как бы пройти, пустят ли, да ведь, наверное, не пустят! А Митька долго не думал — он просто постучался на кухню и сказал:
— А вот кому трубы почистить!
— Пошел вон, бездельник! — заворчал на него повар. — Знаем мы, какие трубы ты чистишь! Ты чистишь карманы, негодяй! Да здравствует Кощей!
— Дяденька, напрасно вы так думаете, — спокойно отвечал Митька. — Вы не смотрите, что я такой маленький. Я, поверьте, не меньше труб вычистил на своем веку, чем вы испекли пирогов.
— Ваше превосходительство господин тайный советник, — сказал повару его помощник. — Осмелюсь заметить, что в левом дымоходе главной печки вашего превосходительства сегодня загорелась сажа. Может быть, вы позволите этому негодяю, как вы изволили выразиться, посмотреть, в чем там дело, а потом доложить вам?
Главный повар нехотя кивнул головой, и Митька был допущен на кухню. А из кухни, как известно, можно пройти в столовую, из столовой в другую столовую, а из другой столовой в третью. Из восьмой столовой в девятую, а из девятой в десятую. Митька шел и не оглядывался. Оглянешься — оступишься, оступишься — заблудишься! И вдруг «рр-ав, ав, ав!» — где-то зарычала собака. Раз! — Митька нырнул в камин. Вот так камин! Он был выложен мрамором, и на каждой плите высечен Кощеев знак — две собачьих ноги крест-накрест. Но Митька не стал особенно удивляться. Подумаешь, камин! Он спрятался в угол и стал ждать.
«Посмотрим, — думал он, — что будет дальше?»
И вот в столовую вошел — кто бы вы думали? Младший Кощеев брат. Он был всё еще в клетчатых штанах, но уже без очков и с перевязанным глазом.
«Молодец бабушка, — подумал Митька. — Здорово угодила».
— Да здравствует Кощей! — сказал младший Кощей. — Позволь доложить, о великий Кощей! Поиски не привели ни к чему. Галка и мальчик исчезли бесследно.
«Вот так штука, — подумал Митьха. — С самим Кощеем разговаривает? Да где же он?»
Он осторожно выглянул из камина. Под столом? Никого. Под буфетом? Тоже. Митька взглянул наверх — и обомлел. Кощей, как муха, ходил по потолку.
— Убить всех галок, — сказал с потолка Кощей. — А мальчишку найти, ослепить и сжечь.
«Вот спасибо, — подумал Митька. — Как бы не так!»
— Позволь доложить, о великий Кощей, — сказал младший Кощей. — Щука сдохла по твоему приказанию. Она, оказывается, действительно была недовольна тем, что ты изволил за обедом съесть ее
