выполняет роль смазки. Уверен, что, не согласись я на третью операцию, в хоккей бы я сегодня не играл. Я долго выступал с травмированным коленом, и боль иной раз становилась невыносимой. Я уже не мог играть, как мне того хотелось и как я играл прежде. Надо было решиться на операцию. Это была моя последняя надежда. Я не особенно волновался после первых двух операций, но после третьей, в 1972 году я здорово перепугался. В хоккее — вся моя жизнь, и с плохим коленом долго не продержаться. После того как в июне доктор Роу прооперировал мне левое колено, я был уверен, что в сентябре смогу участвовать по крайней мере в нескольких матчах серии между Канадой и СССР.
Однако, когда я приехал на тренировочный сбор команды в Торонто, сразу стало ясно, что мое колено еще «не было готово». После тренировок оно по-прежнему сильно распухало. Несколько раз хирургам приходилось выпускать собиравшуюся в суставе жидкость. Я, конечно, расстроился и позвонил в Бостон доктору Роу. Он меня успокоил, сказав, что со временем колено заживет. Но мне было не по себе. Нога так разболелась, что в первых четырех матчах играть я не смог. Я был вполне уверен, что на ответные игры в Москву поеду. Однако и с этой надеждой пришлось распрощаться, потому что на тренировках сборной Канады в Стокгольме колено опять подвело. Врачи запретили мне играть по крайней мере еще в течение месяца, до начала календарных игр НХЛ. Когда это время настало и я вышел на лед, оказалось, что колену не под силу выдерживать вес, который я набрал за это время. Так что еще три недели я занимался лишь тем, что тренировал ногу и колено. В течение этих трех недель я занимался не меньше четырех часов в день. По утрам девяносто минут катался на коньках, а потом проезжал десять миль на тренировочном велосипеде. Затем принимал специальную ванну и занимался физиотерапией. Во второй половине дня я под наблюдением знаменитого культуриста Джина Берда делал специальные физические упражнения. Кроме того, я тщательно соблюдал диету и через три недели почувствовал, что снова могу играть. Я вернулся в команду, и в первой игре против «Нью-Йорк айлендерс» мне довелось забросить шайбу при первом появлении на льду.
Сказались ли травмы на моей скорости? Да, безусловно, по-моему я сейчас не так хорошо бегаю, как прежде, но, поверьте, я рад, что вообще стою на коньках. Меня часто спрашивают, почему я играю так, будто колени у меня в полном порядке. По правде говоря, я и сам не знаю. Я всегда так играл, а иначе и не умею. В этом сезоне я не пропустил больше ни одной игры.
Когда я владею шайбой и веду ее в зону противника, то не думаю о своих травмах. Единственное, что меня в этот момент занимает, — это вратарь в противоположном конце поля. Нельзя играть в хоккей и при этом бояться, как бы тебя не сбили с ног.
ГЛАВА II
Конькобежная подготовка
Хочу сказать прямо: в хоккее нет ничего более важного, чем умение кататься на коньках. Тому, кто этого не умеет, дорога в большой хоккей закрыта. Все очень просто. Младшие лиги у нас буквально забиты юными и взрослыми игроками, обладающими и мощными щелчками, от которых шайба летит со скоростью сто миль в час, и хлесткими кистевыми бросками, однако многие из этих ребят не способны пробежать каток из конца в конец без того, чтобы не споткнуться о собственные ноги. Если бы эти горе-хоккеисты (по-другому их и не назовешь, так как они не научились в хоккее главному) уделяли катанию хотя бы половину того времени, которое они тратят на отработку бросков, то давно бы играли в высшей лиге.
Почему же молодежь так не любит кататься на коньках? Подчеркиваю — кататься, а не играть в хоккей. Ведь это далеко не одно и те же. Когда на банкетах и различных приемах мне доводится встречаться с начинающими хоккеистами, я непременно интересуюсь, нравится ли им кататься на коньках. «Еще как, — отвечают они, — ведь это здорово: погонять шайбу, поймать противника на силовой прием и вообще потолкаться на льду».
Позвольте, а как насчет самого катания? «Ах вот что, — отвечают они после долгой паузы, — ты имеешь в виду беготню без шайбы, рывки-остановки, всякие там „восьмерки“? Так это скучища».
Катание — скучища? Вот уж с этим я никак не могу согласиться. Разве Джек Никлаус понапрасну тратил время, когда в разгар зимы, одевшись потеплее, он тысячи раз повторял одно и то же упражнение на заснеженном поле для гольфа в Колумбусе? Разве футболисты[5] Джо Неймат и Джим Планкетт напрасно тратили свое время, когда, подкручивая, бросали мяч так, что он пролетал сквозь подвешенные к ветвям деревьев автомобильные покрышки? Едва ли можно назвать хорошим того футболиста, который, отлично распознав намерения защиты противника и правильно организовав игру своей команды, отдает пас таким образом, что мяч, словно подбитый перепел, летит на тридцать ярдов в сторону от цели. Теперь возьмем хоккей. Когда я вижу на поле свободное пространство и у меня созревает план действий, то чистое и правильное выполнение маневра зависит от моего умения кататься на коньках. Если же в самом начале маневра меня подведут собственные ноги, то, что бы я ни предпринимал в дальнейшем, какие бы финты ни делал головой, корпусом и клюшкой, все это окажется совершенно бесполезным.
Должен признаться, что в детстве я, как и большинство начинающих хоккеистов, не понимал, как важно научиться хорошо бегать на коньках. Мы с ребятами из Пэрри-Саунда, небольшого городка, где прошло мое детство, никогда сознательно не работали над техникой катания и не выписывали на льду никаких «восьмерок». Но в отличие от нынешних мальчишек мы только и делали, что бегали на коньках по два, четыре, а то и пять часов в день в зависимости от погоды и школьного расписания. Скажем, в среду, примерно в половине третьего, на речке собиралось человек тридцать ребят, и мы катались, пока не наступали сумерки. Мы разбивались на две команды, одни ворота ставили футах в четырехстах от других и начинали гонять шайбу. Игра не останавливалась ни на минуту. Если ты хотел овладеть шайбой, то должен был как угорелый нестись за ней, а захватив наконец, сломя голову убегать от соперников. Вам когда-нибудь приходилось на коньках прорываться сквозь толпу из пятнадцати, а то и двадцати игроков? Мне приходилось. Благодаря этому я, наверное, научился кататься на коньках. Именно так овладевали искусством бега на коньках и русские хоккеисты.
Не думайте о стиле, пусть вас волнует результат
Когда в сентябре 1972 года я приехал в Москву на матч команд СССР и Канады, мне довелось побывать в спортивном комплексе ЦСКА и понаблюдать за тренировкой одной из юношеских команд Москвы. Тренер команды провел с хоккеистами напряженную полуторачасовую тренировку, первая половина которой была посвящена совершенствованию техники бега на коньках, а, вторая — отработке основных хоккейных приемов. По окончании тренировки на лед вышел второй тренер сборной СССР Борис Кулагин. Пользуясь мегафоном, он попросил остаться на льду шестерых молодых игроков и двух вратарей, разделил их на две команды и велел им играть так, будто в этом матче решалась судьба мирового чемпионата. Поощряемые отрывистыми командами, несшимися из мегафона, эти шестеро хоккеистов целый час самоотверженно трудились на льду. Перерыв наступал только в том случае, если одна из сторон забивала гол. Тогда игроки и вратарь команды, пропустившей гол, отжимались по пятнадцать раз каждый прямо на льду. То, что русские делали в тот день в Москве и чем они, несомненно, занимаются на каждой тренировке, мало чем отличалось от моих занятий на речке в Пэрри-Саунде. Лучшего метода для выработки прочных конькобежных навыков представить невозможно, тем более что их упражнения включали еще и отжимание.
В хоккее, как и в других видах спорта, манера игры является сугубо индивидуальным делом. Меньше всего думайте о том, как выработать тот или иной стиль игры. Пусть вас заботит результат. В американском футболе Неймат и Планкетт организуют атаку и бросают мяч каждый по-своему. В гольфе Никлаус во время замаха накладывает правую руку на левую, а Арнольд Палмер — наоборот. Баскетболист Рик Бэрри выполняет штрафные броски снизу, Джон Хавличек — сверху, а Чемберлен — вообще как ему придет в
