На другом изображении обмотанный шкурами индеец в деревянной часовенке принимал причастие из рук французского миссионера.
Стилизованный свиток содержал безыскусную декларацию того, что мы сделали с исконным населением, — нечто под названием «Укор краснокожего»:
На третьем этаже не было никого. Я постоял в пустой приемной Бетти, глядя, как матовое стекло в двери кабинета мэра искажает дневной свет снаружи. Снизу просачивались звуки. Просигналил автомобиль, кто-то засмеялся — завершение Великого Исхода на матч в этот вечер.
Шипели старые радиаторы, выдавая сухой бредовый жар. На столе Бетти пишущая машинка главенствовала над диктофоном с педальным управлением, коробкой бумажных салфеток и большим тюбиком крема для рук. Не знаю, почему я почувствовал себя обязанным проверить содержимое ее мусорной корзинки, но я это сделал, увидел комки салфеток, увидел так много безответных смятых поцелуйных следов губной помады.
И внезапно прикинул, не знает ли и она, что сейчас развертывается? Есть ли у мэра какие-нибудь секреты от нее?
Я все еще не определил окончательно собственную судьбу — только ушел, заглянув в приемную шефа и оставив докладную на его столе. Докладную, подтверждавшую отсутствие на пикапе Кайла следов дорожного происшествия, а также говорящую о том, что в ответ на вопросы Кайл Джонсон заявил, что в ту ночь он ничего не видел и не слышал. По моим наблюдениям, писал я, поведение Кайла во время допроса подтверждало его непричастность. Он был потрясен, но на все вопросы отвечал откровенно и искренне. В его голосе не было ни тени колебаний.
Я заключил докладную вот такой строчкой: «Полный тупик».
Матч проводился в соседнем колледже, поскольку их стадион имел искусственное освещение и был способен вместить всех болельщиков. Мне не требовалось патрулировать окрестности стадиона во время игры: колледж имел собственную охрану, а моя юрисдикция на его территорию не распространялась.
Я знал, что мне следует отправиться на матч, но боялся того, что произойдет, если Кайл не выиграет. Ему предстояло страшиться не только образа убитой девочки, но и мщения Эрла. Их судьбы были неразрывно переплетены, и я видел, что чем дальше будет продвигаться Кайл по пути успеха, тем больше Эрл будет презирать его. Дело шло не только об этой игре, но и о последующих, а затем о его занятиях в колледже и профессиональным футболом. Однако сейчас значение имели только матчи, которые должны были вывести нас в финал чемпионата штата.
Мне представилось, как Кайл утрачивает твердость духа к концу этой игры и возвращается к абсурдности собственной жизни. Мне представилось, как его сбивает с ног удар мяча и он падает и долго не приходит в себя, свернувшись в клубок, как девочка, которую он убил.
Я подумал — не вернуться ли, не забрать ли докладную со стола шефа, а потом выждать и посмотреть, как сложится матч. В какой-то мере я надеялся, что Кайл сорвется. В антитриумфе поражения он мог бы выступить с признанием. Его причастность к этому несчастному случаю утратила бы сенсационность. Ведь гонка за победу в чемпионате оборвалась.
Я вернулся домой, покормил Макса и снова запер его в подвале. Когда я повернулся, чтобы уйти, он заскулил и заскребся в дверь. Я выпустил его и взял с собой: возбужденный лай пса заставил меня улыбнуться.
Выйдя из машины у колледжа, где предстояло провести матч, я повел Макса прогуляться среди машин, которые оглашали окрестности ревом магнитол, людей, заполонивших огромную стоянку, и бесчисленных бочек с дешевым пивом, изливающих пенный напиток в пластмассовые стаканчики нетерпеливых мужчин в охотничьих куртках. Женщины пили шнапс и кофе, чтобы согреться, обслуживали импровизированные грили, поджаривая гамбургеры и сосиски, раскладывали на столах шоколадные пирожные и крекеры.
До этого вечера наш городок мог претендовать на славу только в качестве одного из наиболее типичных населенных пунктов Америки со страдающими от избыточного веса белыми обитателями, обожающими перекусывать, а потому превратившимися в подопытных кроликов для крупных продовольственных компаний. Мы были коллективным подсознанием. Каждый день мы определяли, что именно наши соотечественники найдут на полках своих кухонь, благодаря тому выбору, который мы сделали в прошлом, сами того не подозревая, между пищевой ценностью различных видов арахисового масла, сосисок, мюсли, заменителей сахара и обезжиренных сливок.
Я остановился у киоска, в котором тип, одетый картофельным чипсом, раздавал картофельные чипсы, совершенно лишенные жира. Они проходили потребительскую проверку — Святой Грааль закусочной индустрии, смак без последствий, грех без вины. Другой тип, одетый картофелиной, объяснял, как все это обеспечивается, как жир проходит кишечник и не усваивается организмом. Так и тянуло подзакусить.
Местные добровольцы-пожарники предлагали свои традиционные свиные ребрышки и свиное жаркое. Свинья лоснилась на вертеле, в ее ухмыляющейся пасти торчало яблоко. Между добровольцами- пожарниками шло отчаянное состязание. За первое место был назначен приз в сто долларов. По другую сторону от автостоянки я увидел, как гигантские прожектора создают над стадионом сияющий ореол, наверняка видимый из глубин космоса.
Я вернулся к своей машине и уехал. И поймал себя на том, что достаю запасной ключ из-под двери Лойс, чтобы войти в ее дом. Она отправилась на матч. Макса я оставил в машине, потому что Пит, среди всего прочего, не терпел и собак.
Едва увидев меня, попугай запрыгал и заверещал. Потом распушил перья. Я опустил полог на его клетку.
Отыскав, где Лойс прятала водку, я начал пить. Было шесть сорок пять, а матч начинался в восемь.
Без четверти восемь я выпустил Пита из клетки. В ходе серьезного обсуждения, какого черта он меня ненавидит, он взлетел и опустился на подвешенный шкафчик. Я взял швабру, чтобы согнать его, но он забился в угол. Конечно же, Лойс озлится.
Я продолжал пить и следить за временем. Думается, с намерением включить телевизор, когда игра начнется.
Время ползло к восьми.
Поразительно, но перед матчем они пустили предварительное шоу. По экрану заструились косые полосы, будто пошел дождь. Я встал, попытался наладить настройку и кончил тем, что остался стоять и держать усы антенны. Стоило мне шевельнуться, и картинка пропадала.
Кадры аэросъемки нашего города — совсем игрушечного, двухмерного с небесной высоты. Сыпался легкий снежок. Голос за кадром сообщил некоторые статистические данные: кто мы такие и как зарабатываем себе на жизнь в нескольких сотнях миль от Чикаго.
Несколько местных торговцев, подметавшие тротуар перед своими магазинчиками в старой части города, поднимали головы и махали каким-то невидимым прохожим. Эпизод был явно отрепетирован. И не было кадра торгового центра в пятнадцати милях южнее, ничего, что указывало бы на то, как мы изменились.
Имелся эпизод в общине амишей с козлобородыми обитателями в черном, которые чинили изгородь на лугу. В холодном утреннем воздухе курилось их дыхание. Две вороны каркали, как бригадиры, дающие указания.
