– Все в порядке? – спросила Аглая.
Голова на гибкой шее качнулась, толстая рыбина губ чуть дрогнула.
– Я доставлю тебе удовольствие. Поехали, – шепнула эта фиолетовая рыбина.
– Найди себе кого-нибудь помоложе! – с досадой ответила Аглая.
– Помоложе меня не интересуют... Ты мне понравилась... Поехали.
– У нас мало времени, – постукивая перстнем по подлокотнику кресла, продолжал говорить Вульф.
– Каменная не ждет. Она уже дала знак. И только ты можешь что-то изменить. Ты будешь моей, Аглая.
– С ума сегодня все посходили! – еле успев увернуться от невесть откуда вынырнувшего палевого «Мерседеса», возмутилась Аглая и нелогично добавила про себя: – как на верблюдах по пустыне едут – куда ни попадя!
И лишь спустя мгновенье поняла, что автомобиль этот был миражем. Он двигался навстречу, летел на скорости неотвратимой беды. И – исчез... Его фары были похожи на скорбные глаза женщины из сна.
Ночные фантазии
Измотанная дорогой, занявшей в три раза больше времени против обычного, Аглая наконец-то добралась до дома. На ее стоянке торчал чей-то чумазый драндулет. Женщина замерла. Нет! Нет, нет, нет. Нормальный, желтого цвета номер. Израильский. Почему-то он показался черным, арабским – могильной ямой с белой датой конца. Здесь нет палестинцев!
Сделав два круга по нелепым улочкам с односторонним движением, она припарковала машину у ближайшей овощной лавки и под кипятильником ненормального солнца поплелась домой.
На столе стояли намытые Аликом фрукты, под салфеткой – купленные им же миндальные пирожные.
– Интересно, что он рассчитывает за все это получить? – хмуро подумала Аглая и, не притронувшись к угощению, пошла прикорнуть. На полпути в спальню ее остановил телефонный звонок.
– Эглая, – услышала она свое имя.
Звонил Старик, у которого она работала сиделкой несмотря на то, что две у него уже были: Фаруда – сухая выжженная ливийка, быстроглазая и неприветливая, и абсолютно беспрекословная девочка- филлиппинка, выполняющая всю грязную работу по обслуживанию полупарализованного, абсолютно немощного, но цепкого и ясного умом человека.
Звонил Старик, по чьей просьбе она вчера поехала в Иерусалим и там угодила – уже по собственной дури! –
– Я вас внимательно слушаю. Нужна моя помощь? – собранно ответила она.
– Эглая, – гортанно коверкая ее имя, повторил Старик. – Письмо все еще у тебя? Хорошо... Самолет моего... родственника... – Старик сухо кашлянул. – Родственник не прилетел вчера. Он прилетел сегодня. Обстоятельства... Можешь ты завтра прийти ко мне? Время – обычное...
Старик не обращался к ней прежде с подобными просьбами.
– Конечно, могу. Я обязательно буду.
– Письмо вернешь, – раздалось в трубке, и пошел отбой.
Аглая не могла понять, почему ее так взволновала просьба Старика. Но – взволновала.
В раздрызганную картину последних двух дней этот звонок добавил какой-то странный тон. Он был значим. Безусловно! Он высвечивал что-то... важное?.. как на невидимом аркане притягивал... Что!?
– Какой завтра день?!
Аглая запуталась во времени, в своих ощущениях, алогичностях и сюжетных ходах событий последнего времени.
– Дура! – обозвала себя Аглая за безрезультатные попытки разобраться в собственных подозрениях. – Деньги тебе платят за просто так! Правильно? Правильно! Гете она, видите ли, в оригинале умирающему читает! Это работа? Это стоит столько, сколько ты получаешь? Кинули тебе кусочек сыра... Бесплатного... Но если допустить, что все просто... Просто кто-то не прилетел...
...Механически помешивая ложечкой чай, куда так и не положила сахар, она пыталась вспомнить – во всех подробностях –
Кто принес ей эту газету с объявлением, именно тогда, когда муж, столь неожиданно получивший приглашение на работу – годовой контракт! – из «MICROSOFT», уехал в Америку?
То, что подозрительно быстро оформлялись документы, словно их кто заговорил, объяснить можно: повезло. Но газетка-то откуда взялась? Ведь она появилась именно в тот день, когда муж уехал.
Точно! Аглая вернулась из аэропорта... Зашла в вылизанный, вычищенный еще накануне от всякого рекламно-газетного хлама дом... Тут же позвонила Соня, мужнина тетка... Аглая ей сообщила, что самолет улетел вовремя... Снова самолет!.. Тетушка со вздохами, паузами и чистой воды вампиризмом принялась рассказывать о «мерзавках-служащих» из службы Национального страхования, ругать своего мужа – «остолопа, купившего курей замороженных на шекель дороже, чем на рынке продают...» Уставшая Аглая присела у журнального столика... На пятой тетушкиной болезни – провались она пропадом! – взяла в руки эту самую газету... Задаваясь одновременно двумя вопросами: о каких именно паразитах – то ли тараканах, то ли религиозных тетушкиных соседях идет речь; и откуда на столике оказалась «толстушка», Аглая от скуки начала медленно листать страницы.
– К сожалению, Софья Соломоновна, мне надо убегать, – сказала она, наткнувшись на это странное объявление...
...Очень странное объявление...
– Куда?! – чуть не захлебнувшись на полуслове от возмущенья, спросила тетушка.
– Потом объясню, – несчастная жертва родственного террора с превеликим удовольствием надавила рычажок телефонной трубки.
НА РОЛЬ ШЕХЕРЕЗАДЫ
ПРИГЛАШАЮ МОЛОДУЮ КРАСИВУЮ ЖЕНЩИНУ.
БЛЕСТЯЩЕЕ ЗНАНИЕ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА ОБЯЗАТЕЛЬНО.
«Старый маразматик» – мгновенно определила возраст подателя объявления Аглая. Потом засомневалась и свое бессознательное первое ощущение по этому поводу многажды опровергала. Версия, что это дурное объявление – розыгрыш, казалась ей более вероятной.
Был еще вариант: какой-то ушлый малый желает поснимать сливки из-под трусиков молоденьких легковерных дурочек.
Но при чем здесь блестящее знание немецкого!
Пахнущие дешевым фарсом, типографской краской и, почему-то, опасностью, эти рекламные строчки день ото дня все больше места занимали в голове женщины. Из черных цепочек газетных буковок каким-то непостижимым образом в ее воображении складывались мозаики и живописались картины – ни на что виденное ранее не похожие.
По ночам Аглая, совершенно выбитая из колеи, не могла заснуть. И тогда она перед зеркалом усаживалась в позе восточной наложницы, накидывая на себя – по очереди – струящиеся легкие ткани, которых в ее гардеробе было не так-то и много. В конце концов, из золотистой туники она смастерила лиф, нашила на него старые бусины, из остатков ткани приладилась сооружать чалму. Сиреневый газовый шарф служил в этом наряде Шехерезады шароварами. Стекая сладостно-порочными складками к коленкам,
