Тереза уже стоит у столика. В руках у нее полная тарелка. Малосольная лососина, яичница, белая булочка, обычный твердый сыр и нежный десертный, два сорта джема и несколько клубничин.
– С ума сойти, – говорит она, – смотрите, какая прелесть!
– Да, – соглашается он.
– Вам тоже взять?
– Попозже.
Когда после очередного захода к столу с напитками, Тереза садится, то перед ней кофе, сок, вода и большая тарелка с едой, теперь она смотрит Юнасу в глаза и несколько напористо спрашивает:
– А вы что делали?
– А?
– Что вы делали в Копенгагене?
Так и не сняв пальто, она берет нож и вилку, но медлит, видимо, прежде, чем приступить к еде, хочет услышать ответ.
– Работал, – говорит он, – через час у меня опять встреча, мне нужно принять душ.
– Не успеете, если будете есть.
– Не буду, – говорит Юнас и повторяет: – Я не очень голоден.
– А-а, – произносит Тереза.
– Я работаю консультантом, в некотором роде советником, для разных предприятий.
– И что и кому советуете?
– Я, можно сказать, психиатр, решаю личные проблемы сотрудников и улаживаю внутренние конфликты.
Вновь неловкое молчание. Глянув в окно, Юнас продолжает:
– Психиатр для предприятия, – уточняет он и привычно объясняет: – На большом предприятии может быть такая запутанная система управления, что единственный выход – пригласить специалиста со стороны, иначе не разобраться. Десять лет тому назад такой профессии не существовало, я был одним из первых. Теперь для того, что я делаю, есть название – “работа с персоналом”. Правда, сейчас я в основном занимаюсь глобальными вопросами.
Руки Терезы, вооруженные ножом и вилкой, опустились на стол.
– Что за глобальные вопросы? – спрашивает она. От ее оживленности не осталось и следа, в глазах недоумение.
– В основном это общая стратегия, сложности, возникающие при кадровом планировании, – говорит Юнас, – как устроить, чтобы сотрудники не конфликтовали, находили общий язык. Раньше я беседовал преимущественно с каждым по отдельности, чистая терапия, теперь масштабы иные, связанные с более крупными структурами.
Он делает жест рукой, как бы показывая размеры структур.
– Все вы врете, – говорит Тереза.
– Вру?
– Это ведь не ваши слова, – серьезно объясняет она, – и вообще, не для вас эта работа, если приходится все время говорить о таких вещах.
– Да почему же не для меня? И чем вам не нравятся эти слова?
Он глядит на нее устало, думая, что не в силах больше продолжать разговор. Затем оборачивается и смотрит на стол с едой.
– Пойду возьму апельсин.
– Подождите, – останавливает его Тереза, направив на него указательный палец: – Только один вопрос.
– Да?
– Вы действительно КОНСУЛЬТАНТ, а не… артист?
– Артист? – Юнас готов расхохотаться, – в смысле популярный певец?
– Я не это имела в виду, – горячо протестует она.
Рассмеявшись, Юнас встает и смотрит на нее уже с симпатией:
– Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– Извини, я думал пятнадцать, – произносит он с улыбкой. – А что ты делала в Копенгагене?
– Да так, ничего. Ходила в музей.
– Ясно. – Вновь окинув ее дружеским взглядом, он продолжает: – Знаешь что, Тереза?
– Что?
– Мне пора. Но было здорово с тобой познакомиться.
Он протягивает руку.
– Консультант, – говорит Тереза, пожимая его руку с неким вызовом, Юнас даже перестает смеяться и чувствует, что просто обязан напомнить.
– Я почти не голоден, – говорит он в четвертый раз.
И уходит. Тереза смотрит ему вслед.
Смотрит не отрываясь, как он идет к выходу из кафе. Потом она следит за ним через окно – вот он садится в такси, и такси едет по улице Васагатан. Тереза провожает машину взглядом, пока та не исчезает из виду.
В груди защемило.
Но боль не проходит.
И вдруг Тереза всем нутром ощущает, как в ней закипает протест. Должен же найтись выход. Таких мучений она не вынесет.
Она закрывает лицо волосами, будто шторой, загораживает ладонями нос. И сидит так долго, не шевелясь. Медленно вдыхает запах собственных волос, и где-то внутри этого аромата вновь нащупывает уверенность. Ясную, теплую, очевидную.
На соседнем столике лежит оставленная кем-то газета. Тереза забирает ее себе, открывает страницу с объявлениями. Поток людей и машин на улице густеет. Половина восьмого. Люди спешат на работу.
Спешат.
Куда-то… куда-то… куда-то…
– Что я буду делать все эти дни, как она представляла себе это? – бормочет Тереза.
Потом берет ручку. Обводит объявление насчет продажи двух котят, по сто пятьдесят крон каждый. Вырывает страницу с объявлениями и засовывает ее в карман пальто. Она уже почти вышла из кафе, и тут раздается пронзительный крик официантки:
– Вы не заплатили!
– Боже мой, совсем забыла, – спохватывается Тереза.
В смущении она возвращается. Официантка стоит с видом судебного следователя, жаждущего упрятать кого-нибудь за решетку. Щеки ее пылают, она злобно смотрит на Терезу.
– Я думала, завтрак входит в стоимость билета, – осторожно начала Тереза. – Я только что из Копенгагена… утренним поездом, показать билет?
– Нет, это только в субботу и воскресенье, тогда мы выставляем табличку, а сегодня таблички нет, – объясняет эта вреднючая блондинка, продолжая смотреть на Терезу с неукротимой злобой.
Тереза делает попытку улыбнуться и вежливо говорит:
– Я не собиралась удрать не заплатив.
– Вам придется платить и за своего дружка, он оставил чек, не подписав его, но получил сдачу.
– Что?
