великанами-фоморами, воплощением потусторонних зловещих сил, от которых отдает серой. Правду сказать, я очень надеялся, что в один из вечеров
Обо всем этом я написал статью, не такую уж плохую, и опубликовал ее в журнале «Сюрреализм — сам», которым тогда руководил Андре Бретон. Я озаглавил ее «Солнце холмов», пребывая в полном убеждении, что Свет, реальный свет духа, скрывается где-то внутри того, что англо-ирландцы называют
Было еще и открытие Гавриниса. Для меня аллеи менгиров Карнака могли составлять только часть некоего еще более грандиозного целого, для которого оставалось лишь определить четкие контуры. Значит, я должен был исследовать все, даже самые незначительные холмы окрестностей Карнака, в убеждении, что вместе с аллеями менгиров они составляют некое огромное святилище, раскинувшееся по земле, которая с глубокой древности посвятила себя культу Иного Мира. Гавринис на островке в заливе Морбиан, дольмен, изображения великолепных резных опор которого я уже видел, казался мне важной точкой, чтобы не сказать — центром всей системы, созданной теологами третьего или четвертого тысячелетия до нашей эры, гениальными теологами, которые были также астрономами, астрологами и архитекторами и которым было точно известно, где расположены силовые линии, переполняющие землю, а также нервные узлы, где земля может сообщаться с небом. В конце концов
И вот чуть ненастным сентябрьским днем 1956 года мы, Клер и я, причалили к берегу Гавриниса, отплыв из Лармор-Бадена в лодке обычного рыбака, при надобности возившего по заливу отважных туристов, которые любили красивые пейзажи, но еще не привыкли к комфортабельным катерам, нарушающим в наши дни спокойствие Морбиана, этого «Маленького моря», которое щадят сильные ветра открытого океана и часто ласкают лучи такого солнца, от какого бы не отказались и жители Средиземноморья. Нас высадили на Гавринисе, но с противоположной стороны от кургана. Чтобы добраться до памятника, нам пришлось пересечь весь остров.
Это был странный переход. Мы шли по тропе меж двух изгородей. Слева на лугу паслись белые бараны. Справа, на другом лугу, были черные бараны. На память упорно приходил кельтский миф, и я не мог не вспомнить двух главных эпизодов из преданий, один из которых принадлежал к ирландскому тексту «Плавание Мэлдуина», а другой — к валлийской повести «Передур», архаическому рассказу о поиске Грааля, герой которого, эквивалент Персеваля, проводил время в поисках «Замка Чудес». Сюжет обоих эпизодов — один и тот же: когда белый баран переходит на территорию черных, он становится черным, а когда черный баран переходит на территорию белых, он становится белым. Этот сюжет много раз комментировали и пришли к выводу, что имеется в виду знаменитый «брод душ» из друидических верований: это символ взаимопроницаемости обоих миров, возможности перехода из одного в другой,
Не могу утверждать, чтобы в тот сентябрьский день 1956 года черные бараны становились белыми или белые — черными. Но элементы мифа там присутствовали. Конечно, для нас Гавринис мог быть лишь одной из тех странных пограничных территорий, чем-то вроде переходной зоны, где мирно встречаются, сближаются и иногда проникают друг в друга оба мира. Тем большую ценность получало наше странствие по острову, по этой тропинке, по двум аллеям вдоль холма, идущим сначала под буками, а потом под дубами. И наконец возник холм, смотрящий на закат и в то же время на море, потому что ясно различалась узкая бухта, отделяющая мыс Керпенир в Локмариакере от Пор-Навало на оконечности полуострова Рюис.
Мы вошли внутрь, как входят в храм, с благоговением, достойным самых торжественных служб. Мы почувствовали влажный воздух, но при свете свечей, которые одни только позволяли осознать великолепие этого места, нас охватил транс, та разновидность внутренней радости, которая освещает и самые темные коридоры земли. Да, это, конечно, был мир
Но какое место! Я всегда был без ума от болот — мест, где смерть создает лучшее, что есть в жизни. Из разложения рождается победа деятельных сил; из мути и сырости высвобождается фантастическая энергия. Так и в Гавринисе. Эти резные изображения волн, хлебов, уж не знаю чего еще, а потом — топоров, змей, волос, контуры лиц, прячущиеся во тьме… Гробница? Но почему бы при этом и не святилище, в которое или на которое поколения жрецов, друидов или каких-то других приходили отправлять культ какой-то ночью при черной луне? Что мне в таком случае было за дело, в какой точно момент доисторической эпохи был возведен этот памятник. Я только смутно ощущал важность этого места в религиозной системе, некогда созданной людьми на земле этого края. Я представлял себе обряды, процессии. Я представлял себе голоса, доносившиеся с облаков и обращенные к толпе, речи, в которых звучали слова посвящения и обрывки пророчеств. Визит в холм Гавринис был моментом редкостным и, думаю, запечатлелся во мне на всю жизнь.
С тех пор мы непрестанно обшаривали холмы в поисках черного света, потому что я чувствовал, что он близко и готов пробиться совсем рядом. Все дольмены и крытые аллеи Локмариакера, берегов реки Оре, полуострова Рюис, Ла-Трините-сюр-Мер, Карнака, Плуарнеля и Эрдевана привлекли наше пристальное внимание. Но мы не ограничивались только этой зоной, особо богатой памятниками с резными изображениями: мы бродили по ландам Ланво, по горам Арре, по изрезанным берегам северной части полуострова. Мы получили возможность открыть для себя и восхитительный ансамбль Барненез в Плуэзохе, в устье реки Морле, — странный холм, включающий в себя несколько крытых аллей, где попадаются резные опоры, сравнимые с опорами Гавриниса или Нью-Грейнджа. А поскольку Бретани нам было мало, мы расширили сферу своей деятельности, включив в нее и другие края. Для нас более не составляли тайну дольмены парижского региона. Крытая аллея Три-Шато в департаменте Уазы заинтриговала нас входом в виде камня с отверстием, которое иногда называют «дырой души». Мы легко разглядели ожерелье и грудь на рельефном изображении Богини Холмов в крытой аллее Даммениль в департаменте Эр, выше той