Кирова. В голове проносились обрывки мыслей: «Ничего, ничего, уже скоро… Оторвусь, почтеннейшие…». Папаша начинал задыхаться от злобы и усталости. «Еще одного бы отколоть, и тогда…»
И вдруг — вот потрафило! — к нему подходит просто одетая пожилая женщина и, наклонившись к уху, громко спрашивает:
— Гражданин, где здесь почтамт центральный, не скажете?
Папаша как бы с опаской оглядывается по сторонам и начинает тихо и подробно объяснять ей дорогу, потом многозначительно кивает на прощанье и идет дальше. Он уверен, если преследователей осталось двое, то один обязательно пойдет за этой женщиной. Вот теперь с оставшимся он посчитается по-своему: тихо, без шума, но так, что тот надолго запомнит.
За его спиной Лобанов тревожно переглядывается с товарищем. Что делать? Идти за женщиной или нет? Их ведь всего двое. Лицо Саши напряжено. Товарищ ждет решения старшего, следя глазами за удаляющейся женской фигурой.
Папаша увидел впереди площадь Кировских ворот. Он знает, что там слева вытянулась шеренга такси. План уже составлен. Папаша резко свернул за угол, в первый переулок. Одновременно он нащупал сигареты и начал лихорадочно рвать их окоченевшими, непослушными пальцами, высыпая табак прямо в карман.
Пройдя по переулку до поворота направо, к площади, Папаша незаметно оглянулся. Прохожих почти нет. Ближе всех человек в темном пальто. «Этот», — безошибочно решил Папаша и свернул за угол. Через минуту он оглянулся опять. Человек шел за ним. «Ну что ж, начнем». Папаша резко повернулся и пошел прямо навстречу своему преследователю.
Когда они поравнялись, Папаша неожиданно швырнул в лицо человеку горсть табаку. Тот вскрикнул от нестерпимой рези и пошатнулся. А Папаша, скользя и размахивая для равновесия руками, побежал к площади. Задыхаясь и чувствуя, что сейчас разорвется сердце, он выскочил на площадь, перебежал дорогу и влетел в самую крайнюю машину такси. Водитель удивленно обернулся.
— Вам куда, гражданин?
Папаша схватился за грудь не в силах произнести ни слова. Но и тут ему не изменила привычная смекалка. Он протянул водителю деньги и задыхающимся, отчаянным голосом произнес:
— Держи, братец, и вали на своей машине вон в тот переулок, там свернешь налево и на углу жди меня. Я жинку приведу. Помирает она, кажись. В больницу поедем. Понял?
— Понял, — растерянно ответил совершенно сбитый с толку водитель, включая мотор. — Буду ждать.
В тот же момент Папаша вывалился из машины, но уже через другую дверцу и, пока такси еще не тронулось и загораживало его, с ходу рванул замерзшую дверцу соседнего такси и юркнул туда.
Расчет у Папаши был простой. Если кто-нибудь и попытался его преследовать, то видел, как он вскочил в первое такси, но не мог видеть, как он оттуда вышел. Сейчас это такси поедет, и преследователь двинется за ним.
Снаружи взревела, удаляясь, соседняя машина. В ту же секунду дверь такси, где сидел Папаша, распахнулась и невидимый человек спокойно, с чуть заметной иронией сказал:
— Так, здесь уже есть пассажир. Простите.
Дверца снова захлопнулась.
Папаша без сил откинулся на спинку сиденья. Он понял, что его замысел сорван.
Не отвечая на вопросы шофера, он вылез из машины и, ежась, побрел прочь.
Ну, хорошо же. Значит, так, насмерть? Ладно. Надо еще что-то придумать. Только бы хватило сил. Тогда уйдет. А если уйдет, то держись — люто отплатит, всем… МУР с ног собьется. Разгоряченный, он прибавил шагу. Сквозь туман яростных мыслей все отчетливей проступал новый план.
В нескольких шагах от Папаши шел Саша Лобанов. Он тихо, не поворачивая головы, сказал догнавшему его товарищу:
— Твое счастье, браток, что сразу зажмурился. Вот ведь что выкидывает, гад. Наперед знать будем. Погоди, мы тут с тобой еще целый университет пройдем. Ишь, мечется по Москве, как затравленный волк, — и уже другим, суровым тоном прибавил: — Ну, иди на ту сторону. И сигналы не забудь. С минуты на минуту опять полундра будет. Не иначе, как о «Ласточке» мечтает. В случае чего встретимся около нее, на старом месте.
Кончилась улица Кирова. Папаша вышел на площадь. Он решил проделать последний трюк, чтобы остаться наконец один на один с кем-нибудь из своих преследователей.
Папаша подошел к остановке троллейбуса и стал в конец короткой очереди. Вскоре за ним пристроилось три или четыре человека.
Подошел троллейбус. В последний момент, перед самой ступенькой входа, Папаша, как бы передумав, неожиданно отошел в сторону. Все люди, стоявшие за ним, сели в троллейбус. Папаша остался на остановке один и, притопывая замерзшими ногами, злорадно поглядел вслед удаляющейся машине. Потом он перебежал на другую сторону широкой магистрали и юркнул в ближайший переулок…
…Два ярких матовых шара освещали вход в кафе «Ласточка». Из-за угла дома показалась высокая сутулая фигура Папаши. Поминутно озираясь, он толкнул покрытую ледяным узором дверь кафе. Как только он скрылся за ней, из переулка вышел Лобанов. На раскрасневшемся лице его возбужденно поблескивали глаза. Не глядя в сторону кафе, он пересек улицу и вошел в подъезд противоположного дома.
— Все, как по нотам. Сила! — радостно сказал он поджидавшему там товарищу.
— У тебя, Сашка, нюх, как у гончей.
— Точно, талантов не скрываю.
Саша был действительно доволен собой. Им владел необычайный душевный подъем. Он сам удивлялся своему вдохновению, точному и умному расчету, который, как ему казалось, неведомо откуда вдруг появился у него. Нелегко было предугадать все хитрости такого матерого волка, как Пан. А вот Саша не дал себя обмануть. Но до конца еще далеко. Сейчас в кафе Пан задумал что-то новое. А это означает, что он чувствует слежку. «Так чего же ты возрадовался?» — язвительно спросил самого себя Саша.
— В кафе заходить не будем, — строго сказал он. — Оттуда только два выхода. Второй, черный, — во двор и в переулок. Ты смотри за главным, а я на углу — за воротами. Не уйдет. Только держи зрительную связь со мной. Понятно?
— Понятно. Который час-то?
— Одиннадцатый. Больше трех часов гоняем. А все потому, что он нас слышит. Учти. Так будем работать, он еще три часа нас водить будет.
— Околеет по дороге.
— Ни, ни. Старичка беречь надо. Он должен привести в свою нору. Ну, точка. Ложусь на курс.
В это время в кафе, к столику, за которым расположился Папаша, подбежала Зоя.
— Погреться, — прохрипел Папаша, ожесточенно растирая красные, закоченевшие от мороза руки. — Водочки, закуски какой-нибудь. Только живо.
Он бросил взгляд на входную дверь. Нет, не заходит, сторожит на улице. Значит, не тревожится. А раз так, то, верно, знает, о втором выходе, во двор. Ну, хорошо же, обведем иначе. «Уйду. Сказано — значит, все.», — со злобным упорством подумал он, но тут же с испугом ощутил, что прежней уверенности в нем уже не было.
Зоя принесла заказ. Пока она расставляла тарелки, Папаша тихо сказал:
— Как кончу, проводи в какую-нибудь комнату, чтобы на пять минут одному остаться. А выйду уже сам. И еще булавок штук шесть приготовь, платок или шарф потолще и палку, какую хочешь палку. Поняла?
Зоя испуганно взглянула на него.
— Что случилось?
— Не твоего ума дело. Оторваться требуется. Так есть комнатка? А то в уборную запрусь.
— Есть.
— Ну, то-то. Да не уходи надолго. Я за пять минут управлюсь.
Папаша принялся торопливо есть, оглядывая сидевших вокруг людей. «Подходящего надо выбрать, — решил он. — Непременно.».
…Сотрудник, стоявший в подъезде, не спускал глаз со входа в кафе. Если Папаша выйдет, его легче
