корреспондента и большого бонвивана, — ты присутствовала при нашей встрече в Сохо, и он тебе не понравился), что бы это могло значить. Стив ответил, что она метит территорию: если я приведу к себе другую женщину, та сразу поймет, что какая-то еще побывала здесь до нее. Однако в тот сентябрь в Москве уже следовало, знакомясь с девушкой, думать о своей безопасности — из-за СПИДа, но также и потому, что иногда мужчины-иностранцы приходили в клуб, встречали там красивую девушку, потом уходили в туалет, оставив свою выпивку на столе, после чего просыпались без бумажника в кармане на заднем сиденье такси, обстоятельства посадки в которое совершенно выветрились из их памяти, или просто в луже, а некоторые, хватившие чрезмерную дозу, не просыпались и вовсе.
Я никогда не мог понять, что получали люди вроде моего брата, что надеялась получить, пока не получила совсем другое, моя сестра, от того, к чему приближаемся сейчас мы с тобой, — от взаимного договора, оседлой жизни, одного и того же тела на веки вечные. Соглашаясь на все это, каждый из супругов получает постоянную поддержку, ласковое прозвище и поглаживание по голове — ночью, когда ему хочется плакать. Я полагал, что мне оно ни к чему, считал себя, скажу тебе правду, одним из тех, кому лучше живется без этого. Возможно, я обязан такими мыслями родителям, начавшим слишком рано, лупившим, даже не замечая того, своих детей по головам, напрочь забывшим, что, собственно, им нравилось друг в друге тогда, в самом начале. В детстве я думал, что мама с папой просто перемогаются, как умеют, — две старые собаки на одной псарне, слишком уставшие, чтобы грызться и дальше. Дома они непрерывно смотрели телевизор, так что разговаривать им не приходилось. И я уверен, в тех редких случаях, когда они выходили на люди, чтобы поесть в ресторане, папа с мамой обращались в тягостную чету, какие время от времени попадаются нам с тобой на глаза, — сидящую за столиком и жующую в полном молчании.
И тем не менее, встретив в тот сентябрьский день Машу, я вдруг подумал, что она может оказаться «той самой» — той, которую я никогда не искал. Сама случайность нашей встречи представлялась мне чудом. Да, меня влекло к ней физически, но дело было не только в этом. Может быть, просто-напросто пришло мое время, однако тогда мне казалось, что я прямо-таки вижу, как она варит мне кофе и волосы спадают ей на спину, укрытую махровым халатом; я представлял себе, как она спит рядом со мной в самолете, упершись затылком в подголовник кресла. Если быть совсем уж откровенным с тобой, можно, пожалуй, сказать, что я «влюбился» в нее.
Сквозь открытые окна в кухню проникал запах тополей, вой сирены, звон бьющегося стекла. Какая-то часть меня желала, чтобы Маша стала моим будущим, какая-то хотела сделать то, что мне и следовало сделать, — выбросить билет с номером телефона в кухонное окно, в розовевший, наполненный обещаниями вечерний воздух.
Глава вторая
Я позвонил ей на следующий день. В России не в ходу напускная сдержанность, демонстрация липовой терпеливости, ложные фехтовальные выпады — разыгрываемые перед тем, как назначить свидание, военные игры, которым мы с тобой предавались в Лондоне, — да и в любом случае, я, боюсь, остановиться уже не мог. Я попал на ее голосовую почту и оставил номера моих телефонов — мобильного и рабочего.
Около трех недель о Маше не было ни слуху ни духу, и мне почти удалось перестать думать о ней. Почти. Работы у меня было, как и у всех западных юристов в Москве, выше головы, и это помогало. В Сибири бил из-под земли фонтан денег, а между тем накатывал и еще один денежный вал. Рождалось новое поколение российских конгломератов, лихорадочно рвавших друг друга на части, и иностранные банки ссужали им потребные для их приобретений миллиарды. Чтобы согласовать условия таковых, банкиры и российские бизнесмены приходили в наш офис: банкиры отличались отбеленными улыбками и сорочками с отложными манжетами, нефтяные магнаты, бывшие гебисты, — толстыми шеями и тесноватыми костюмами. Мы же, оформляя ссуды, и себе отгрызали кусочек. Офис наш размещался в украшенной бойницами бежевой башне, что возвышается над Павелецкой площадью, — здании, так до конца и не обретшем того свидетельствующего о лощеном благополучии облика, какого старался достичь архитектор, но тем не менее становившемся в дневное время, время включенных кондиционеров, домом для половины всех работавших в Москве иностранцев. По другую сторону площади стоял Павелецкий вокзал, пристанище алкашей, лишившихся всего людей, детей, пристрастившихся нюхать клей, — несчастных, утративших все надежды, свалившихся с края российской пропасти. Вокзал и башня смотрели друг на друга через площадь, точно две несопоставимые по мощи армии перед битвой.
В офисе с недавних пор работала умненькая секретарша по имени Ольга, носившая плотно облегавший фигуру брючный костюм и родившаяся, я думаю, в Татарстане, — сейчас она наверняка управляет компанией, которая импортирует трубы или продает оптом губную помаду, то есть обратилась в олицетворение новой российской мечты. У нее были бездонные карие глаза и фантастические скулы, и мы время от времени шутливо болтали о том, как я покажу ей Лондон, и о том, что она покажет за это мне.
Наконец, в середине октября, Маша позвонила, чтобы спросить своим хрипловатым голосом, не хочу ли я пообедать с ней и с Катей.
— С добрым утром, Николас, — сказала она. — Это Маша.
Она явно не считала, что ей следует объяснять, какая именно Маша, — и была права. Я почувствовал, как у меня краснеет шея.
— Здравствуйте, Маша, как вы?
— Все хорошо, спасибо, Николас. Скажите, пожалуйста, что вы делаете этим вечером?
Есть в них что-то странное — тебе не кажется? — в этих первых телефонных звонках, в разговорах с человеком, который совсем недавно поселился в твоей голове и о котором ты ничего толком не знаешь. В неловких мгновениях, которые могут стать поворотным пунктом твоей жизни, могут стать для тебя всем, а могут и ничем.
— Ничего, — ответил я.
— Тогда мы приглашаем вас на обед. Вы знаете такой ресторан — «Сказка Востока»?
«Сказку Востока» я знал. Китчевое кавказское заведение, стоявшее на нескольких огромных понтонах, заякоренных на реке напротив парка Горького, — в Лондоне мы от таких воротим нос, но в Москве они подразумевают прогулку по набережной, кавказское вино, красное и густое, ностальгические воспоминания твоих собеседников об отпусках советской эпохи, идиотические танцы и полную свободу Маша сказала, что столик у них заказан на восемь тридцать.
В тот же самый день, во второй его половине, — на сей раз сомнения относительно времени у меня отсутствуют — я познакомился с Казаком. В наш офис на десятом этаже «Павелецкой башни» он вошел, ухмыляясь.
Нам поручили представлять консорциум западных банков, дававший ссуду в пятьсот миллионов долларов, которую предстояло выплатить в три приема и возвратить в виде изрядного процента от полученной благодаря ей прибыли. Заемщиком было совместное предприятие, созданное предоставлявшей услуги материально-технического снабжения фирмой, о которой мы никогда не слышали, и «Народнефтью». (Возможно, ты читала о «Народнефти», гигантской государственной энергетической компании, поглотившей активы, которые Кремль силой отнял у олигархов, используя сфабрикованные судебные иски и придуманные специально для такого случая налоговые требования.) Предприятие это намеревалось построить где-то в Баренцевом море плавучий нефтеналивной причал (географическая сторона проекта меня, честно говоря, особо не интересовала, — пока я не попал в те края). План состоял в том, чтобы поставить в море на прикол огромный танкер советских времен и протянуть к нему от берега трубы для перекачки нефти.
«Народнефть» готовилась выставить в Нью-Йорке на продажу большой пакет своих акций, а для этого требовалось, чтобы финансовое ее состояние выглядело благополучным. Поэтому правление компании, дабы убрать денежные обязательства по проекту из сводного баланса компании, подыскало партнера и учредило еще одну компанию, самостоятельную, которой и предстояло осуществить задуманное. Компанию,
