две другие княжны — еще маленькие, их брат не отдаст.
Анфиса быстро отошла, боясь, что хозяйка заметит ее рядом с Лаврентием. Зная Иларию, она ни за что не хотела бы вызвать ее гнев, а еще хуже, заронить в ее душе подозрения. Лаврентий велел оседлать себе донского жеребца, единственного уцелевшего в конюшне дяди, и поскакал по дороге, огибающей поля, в надежде собраться с мыслями и решить, что же ему делать дальше.
Значит, чутье его не подвело, когда он догадался, что милейшая Дарья Николаевна — очень не простая девушка, хотя чего же тут мудреного — достаточно было посмотреть на ее коня и на ее наряд. Ему нужно добиться расположения девушки, и, раз требуется согласие брата, надо начать ездить к ним в дом. Но кто же может его представить?
Островский до сих пор не хотел знакомиться ни с кем из соседей, боясь, что если он начнет ездить с визитами, кто-нибудь может нагрянуть и к нему. Не дай бог, Илария не сможет в этот момент себя контролировать, тогда люди поймут, что она — безумна. Эта женщина, как вериги, висела у него на ногах, но он не хотел рвать эти путы. Глядя на нее, все такую же яркую, красивую, с густыми рыжими волосами, которые она распускала по плечам, решив, что так выглядит моложе, он не мог поверить, что ей уже тридцать семь лет. И в его голове не укладывалось, что уже больше десяти лет он привязан к ней мучительным болезненным чувством, которому не находил названия…
Лаврентий решил, что нужно снять Иларии квартиру в уездном городе, чтобы не напугать невесту и ее родственников, а после свадьбы будет видно. Деньги за девушкой дают колоссальные. Свободное от долгов Афанасьево стоит двенадцать тысяч рублей. Только на приданое можно прикупить пару поместий побольше, восстановить это, и еще куча денег останется. Все, что проиграл отец, не тянет даже на пятую часть того, что дают за княжной Черкасской. Нужно срочно начать действовать и ехать представляться барону Тальзиту — он, скорее всего, дружен с соседями, значит, может представить Лаврентия. Повернув домой, молодой человек начал готовиться к самому тяжелому: разговору с теткой.
Яркое солнце приятно грело плечи Иларии, но она, помня, что всегда должна быть красивой для своего мальчика, тщательно закрывала руки и лицо, оберегая нежную бело-розовую кожу. Женщина на рассвете накопала на лугу ромашек и васильков и теперь рассаживала их на небольших прямоугольных клумбах в конце сада. Ее сердце пело — ведь «малыш» был полностью в ее власти. За последние три года она видела, как время от времени он пытается уйти от игры, но снова и снова возвращается к ней, играя и любя Иларию со всей страстью молодого, сильного мужчины. Посадив последний цветок, женщина поднялась с колен и отряхнула руки в тонких сафьяновых перчатках.
— Как хорошо, что мы переехали в это имение, здесь гораздо лучше, чем в промозглой Курляндии, здесь такой теплый климат и такая прекрасная, плодородная земля, — обратилась она к Анфисе, отдавая служанке садовый инструмент. — Я устрою здесь замечательный сад, и у меня будет множество клумб, только жаль, что пока приходится сажать полевые цветы, пора начинать устраивать клумбы с благородными цветами.
Она услышала стук копыт — это ее «малыш» возвращался с прогулки. Илария радостно встрепенулась и пошла ему навстречу. Она так давно обожала смуглого высокого мужчину, что уже не вспоминала, что мужчин было двое — в ее изломанном сознании Валерьян и Лаврентий слились в один образ обожаемого малыша. И сейчас, при виде высокой фигуры, темных волос и черных глаз у женщины быстрее забилось сердце, и она счастливо улыбнулась.
— Мой дорогой, смотри как красиво, одна клумба — из ромашек и одна — из васильков, но в нашем саду не хватает благородных цветов, — сказала она, взяла любовника под руку и повела к дому, — что ты думаешь о наших цветах?
— Дорогая, в этом вопросе все должно быть так, как хочешь ты, выбирай сама, — миролюбиво заявил Лаврентий. Он заглянул в глаза любовницы, пытаясь определить, можно ли с ней говорить о серьезных вещах, или она опять погрузилась в горячечный туман игры. — Послушай, нам нужно очень серьезно поговорить.
— Хорошо, дорогой, только ты дай мне свой альбом, я хочу выбрать цветы для нашего сада, — предложила женщина, прижалась к Лаврентию и засмеялась, — пора нам переходить на садовые цветы.
— Ты, как всегда, права. Пойдем, я дам тебе альбом и расскажу, какой у меня план, — пообещал Лаврентий и увлек женщину в дом, радуясь, что Илария сама подсказала ему, как можно убедить ее в правильности своих поступков.
Глава 3
Октябрь принес в Ратманово утреннюю прохладу, но дни оставались теплыми, а небо было ясным. Близилась к концу жатва, почти все поля уже были покрыты короткой золотистой стерней, а в садах убрали яблоки. Довольные хозяева поместий подсчитывали доход от продаж урожая этого благодатного года, и начиналась веселая пора осенних праздников, отмечавшихся по очереди почти во всех имениях губернии.
Первым, по традиции, открывал череду гуляний престольный праздник церкви села Троицкого в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Радушный хозяин барон Тальзит, как старый холостяк, поступал очень просто: для крестьян, съезжающихся со всех соседних деревень, расставлялись столы с угощением на площади около церкви, а для «благородных» гостей столы накрывались на лужайке в конце барского сада. Обычно праздник в Троицком проходил всегда одинаково: молодежь, быстро перекусив, убегала на церковную площадь участвовать в народных забавах, а старшее поколение переходило в дом, где уже стояли наготове ломберные столы. Игрокам предлагалось множество графинов с наливками, настойками и столовым вином, за приготовлением которых хозяин наблюдал лично, считая это делом первостепенной важности.
Княжны Черкасские, вместе с внучатыми племянницами барона Мари и Натали, сбились с ног, стараясь, чтобы праздник получился на славу. Из цветной бумаги было вырезано множество гирлянд, цветники и оранжереи Ратманова были изрядно прорежены, чтобы букетов хватило на все столы и украшение комнат. Убранные на полки кладовой с прошлого года скатерти были поглажены, посуда перемыта, а все дворовые девушки под руководством Долли уже неделю оттирали дом в Троицком до зеркального блеска.
— Всё хорошо, — вынесла свой вердикт княжна, последний раз пройдясь по дому и радуясь, что всё получилось удачно.
Молодые хозяйки не ударили в грязь лицом: мебель и полы были натерты, столы в доме и саду расставлены, посуда, приготовленная на завтра, сияла в большом буфете в столовой. Повариха Агаша еще со вчерашнего дня забрала себе в помощницы половину девичьей, и горы хлебов, кулебяк, пирогов высились на всех столах в большой кухне барского дома и занимали все кладовые, примыкавшие к ней. Пивоварня в поместье работала без устали уже месяц, и бочонки с ячменным пивом, белея залитыми воском пробками и уложенные рядами, заняли все место вдоль ее кирпичных стен.
В село уже отправили бычка и несколько баранов, которых завтра зажарят на большом костре в центре площади. Для соседей-помещиков Долли с крестным запланировали на обед заливное, жареных цыплят, оленину под французским соусом, расстегаи и рыбу, а для молодежи — пирожные. Все шло по плану, поэтому, успокоившись, она отпустила своих сестер и племянниц барона с Дашей Морозовой в дом учителя. Девушки хотели последний раз в этом году искупаться, пока горячее солнце еще прогревало воду в Усоже. Привезти обратно их должен был Александр Николаевич, отправившийся на площадь к церкви посмотреть за приготовлением к завтрашнему празднику.
Веселые голоса и стук колес на подъездной аллее возвестили о возвращении купальщиц. Долли вышла на крыльцо, яркое солнце светило ей прямо в глаза, и пришлось приложить руку ко лбу, затеняя их, чтобы что-то разглядеть. Коляску барона, где на заднем сидении, плотно прижавшись друг другу, сидели все четыре девушки, а на переднем восседал Александр Николаевич, сопровождал верховой. Когда они подъехали к крыльцу, Долли с удивлением узнала во всаднике своего тайного знакомого Лаврентия Островского.
