Но с самого начала все вокруг меня были убеждены, что этот дух принадлежал мертвому человеку.
Кто был лютеранский священник, совершивший последний печальный обряд, я так и не узнала, — возможно, я слышала какое-то имя или прочитала о нем в книге, соотнесенной с обрядом похорон.
О самоубийстве, вероятно, было написано в письмах, или же оно предстало передо мной в астральном свете, и в моем сознании утвердилась его смерть. Несмотря на ранний возраст, я хорошо знала, каким грехом считалось самоубийство, и мой ментал подсказал его посмертные страдания. Конечно, не обошлось без Бога, Девы Марии и ангелов — таких привычных в нашем благочестивом доме.
Что было выдумкой, а что реальностью, я не сознавала. Пятый принцип трудился как мог, мой шестой принцип, или духовное начало, духовное сознание, еще дремал, а седьмой принцип, можно сказать, у меня в то время вообще не существовал».
Одно чрезвычайное событие, случившееся с Лелей в детстве, как бы доказывало невидимое присутствие ее Хранителя.
Все началось с того, что она решила получше рассмотреть портрет одного из предков.
Целая галерея сановитых особ, их жен, сыновей и дочерей украшала лестницу, ведущую на второй этаж и в гостиную. Эти люди из прошлых веков были ее близкими или дальними родственниками. Один из портретов, висевший высоко на стене, полностью закрывал лоскут материи. Поставив на большой стол маленький столик и взгромоздив сверху стул, она с трудом взобралась на это нелепое сооружение. Одной рукой опираясь о стену, а другой придерживаясь за край ткани, девочка с трудом удерживалась на этом шатком помосте и в конце концов свалилась вниз. Что случилось потом, она не помнила. Скорее всего, какое-то время находилась без сознания.
Удивительно другое. Придя в себя, Леля поняла, что лежит на полу без малейшей царапины, а оба стола и стул стоят на прежних местах. О том, что она все же пыталась сорвать с картины покрывало, что это ей не приснилось, доказывали следы, оставленные руками на стене под портретом.
Второе странное событие приключилось во время занятий верховой ездой. Однажды в галопе лошадь сбросила ее наземь.
Поскольку нога девочки запуталась в стремени, ее некоторое время волочило по земле, и она неминуемо расшиблась бы, если бы какая-то неведомая сила не приподняла ее над землей и не остановила бы на скаку лошадь. Именно в тот момент на какую-то долю секунды она увидела своего спасителя: это был индиец в белых одеждах, в чалме, высокий и прекрасный. Прежде он являлся ей только в снах, а сейчас, как и надлежало доброму ангелу, возник в роковую минуту, чтобы спасти ее.
Спустя много лет после этого события Блаватская вспоминала, что после спасения она перестала чувствовать под ногами землю. Потрясенная случившимся, Леля опустила глаза и ахнула: она медленно поднималась вверх, словно за спиной у нее выросли крылья. Волна огромного, неизбывного счастья — нашелся человек, которому есть до нее дело, — подхватила и понесла ее в заоблачную даль, опровергая закон всемирного тяготения и доводы обыденного рассудка. Она обрела опору в самой себе.
Через девять лет Елена Петровна узнает его в лондонской толпе, он станет ее Учителем и откроет ей врата восточной мудрости. В своих сочинениях Блаватская увековечит его имя — Мория.
Ее дух воспарит, имея под собой твердую почву знаний.
Она познает способы, которые выведут ее из обыкновенного, нормального состояния.
…Посещение вместе с дядей Семипалатинска и его окрестностей в четырнадцать лет позволило заглянуть за черту горизонта культурного мира. На этой земле, граничащей с Сибирью и Монголией, Леля впервые услышала о волшебной стране Шамбале, о древних верованиях и обрядах. Эта культурная периферия стала перекрестьем нескольких религиозных дорог: староверческой, буддийской (в ее тибетском, ламаистском виде) и шаманистической. На последней, шаманистической, главным указателем была магия.
В скитах, ближе к Алтаю и на самом Алтае, можно было встретить старцев: беседы с ними позволяли понять, что во всех религиозных воззрениях есть нечто общее, важное для судьбы человека. Разные религиозные идеи соприкасаются друг с другом многими аспектами, но, чтобы осознать, в чем заключается это общее, в чем состоит скрытая в них истина, необходим универсальный ключ — эзотерическое знание.
По-видимому, зернышко этой крамольной идеи было уже посеяно в сознании четырнадцатилетней девушки, чему способствовали встречи со староверами. Старообрядчество хранило живое религиозное чувство: раскольнический религиозный дух отстоял свою независимость, не поддался диктату государства. Раскольническая идея существования людского сообщества, в котором царят справедливость и добро, идея Беловодья, града Китежа соприкасалась с ламаистской идеей существования другой волшебной страны — Шамбалы.
Возможно, название «Шамбала» восходит к имени Бога Шивы — Шамбху, высочайшего существа в индуизме, олицетворяющего созидающие и разрушающие силы в универсуме, и к санскритскому слову «алай» — «обитель». Но имеет хождение и другая этимологическая версия этого понятия, возводящая его к санскритскому слову «шамбари», что означает «волшебство», «колдовство», откуда и перевод — «волшебная страна».
Похоже, что путешествие в Семипалатинск и его окрестности подвело черту под детством и отрочеством Елены Петровны. Началась другая, взрослая жизнь, отягощенная трудностями становления ее личности и обретения общего языка с окружающим миром. Пришла зрелость.
В январе 1846 года дедушка Андрей Михайлович Фадеев получил новое назначение — управляющий государственными землями в Закавказье. Ее отец, как всегда, находился где-то далеко, на очередных учениях. Теперь он был в чине ротмистра — сорокасемилетний красавец с седыми висками и мужественным лицом.
Дедушка, бабушка и тетя Надежда немедленно отправились в Тифлис, как только получили известие о новом назначении. Леля, Вера и Леонид были оставлены на попечение тети Кати и ее мужа Юлия Федоровича Витте. Они переселились в загородный дом за Волгой. Как и в прежние времена, ее неотлучно пасли две гувернантки.
В конце мая 1847 года они стронулись с насиженных мест — отправились в Тифлис. Путь оказался долгим, но не изматывающим и не однообразным. Сначала поплыли пароходом «Св. Николай» от Саратова вниз по Волге до Астрахани, затем другим военным кораблем «Тегеран», испускавшим густые клубы дыма, — по Каспийскому морю и с остановками в Петровске и Дербенте доплыли до Баку, а потом уже на перекладных по Военно-Грузинской дороге добрались до самого Тифлиса. Эта дорога заняла около двух месяцев.
Внешне Ляля изменилась к лучшему, превратилась в миловидную барышню-блондинку со здоровым цветом лица. В то время в моде были бледные или со слабым румянцем лица, прямой лоб, малоразвитые скулы, тонкая кость, маленькие руки и ноги, томные или страстные глаза. Грациозность в ней отсутствовала, но зато переполняли энергия и жажда любить и быть любимой. Теперь она вполне соответствовала своему имени Елена — избранная, светлая.
Одетая в белый батистовый пеньюар, утопая в пене кружев, она пила маленькими глотками из изящной чашечки шоколад и делала вид, что над чем-то напряженно размышляет. Наскоро покончив с завтраком, взяла книгу и раскрыла то место, которое с вечера заложила бисерной закладкой. Это была «История Лигурии со всеми достопамятными происшествиями, тамо бывшими». Книга редкая, напечатанная в 1781 году в типографии масона Николая Новикова. Она еще раз прочитала отмеченное: «Сохраните в глубине вашего сердца сию ревность к вольности: ибо она, будучи спомоществуема мужеством и храбростью, преодолевает наконец все препятствия и неудобства; предки ваши, не успев в своем намерении, оставили вам приобретать сию бессмертную славу».
Как ей не хватало вожделенной свободы!
Она с нетерпением ждала, когда ее освободят от всей этой галиматьи — опеки гувернанток, экзерсисов и немецкой грамматики.
Дом, который они занимали, был очень нарядным. В нем почти всегда царила праздничная атмосфера, особенно по вечерам, когда зажигались канделябры, лампы и кенкеты. В полумраке неслышно передвигались слуги, таинственно выступали из темных ниш кружевные занавеси, неожиданно расцветали
