совсем близко, положил мне на колени голову, стал смотреть в глаза. Господи, как же защемило сердце! Этот старый пёс боялся предательства и - ждал его. Не хотел, не хотел верить...
За мной приехала машина. Вещи мои уже в ней. Выхожу налегке, открываю калитку. Шарик ковыляет за мной, спешит, машет хвостом. Его сбивает с толку отсутствие в моих руках тяжёлой сумки. Мы идём на море? Ну конечно, мы идём на море! Он весело семенит впереди меня, то и дело оглядывается. На море, на море! Надо ловить момент, а то зарядят дожди, не искупаешься. А пока плавай, загорай, чем тебе плохо здесь, в этом доме. И мандарины уже золотятся боками, и хурма свисает - спелая, прекрасная хурма. На море! И я с тобой. Я с тобой, не бойся. Я тебя в обиду не дам. Да, я не молод, но ещё не совсем затупились мои знаменитые клыки.
- Я не на море, Шарик, я не на море...
Он не хочет меня понимать. Перебегает дорогу, его лапы уже коснулись тёплого пляжного песка. А я... Я сажусь в машину. Он оглядывается, в недоумении поджимает хвост. Так и стоит вполоборота с поджатым хвостом, один на огромном пустынном пляже.
Шарик. Курортный пёс, не научившийся сносить предательства.
- Поехали, поехали поскорее...
Был понедельник. Едва выехали из Пицунды, ветер с моря, холодный, неприятный, солёный, стал стегать ветровое стекло дождевыми каплями. Крошечный жёлтый листик прилепился к окну - грустный привет подоспевшей вовремя осени. Солёный ветер с моря. Наверное, и там, под лестницей пустого дома, не скрыться от него, как не скрыться от старости и горечи утраченных иллюзий. Я успокаиваю себя тем, что просила, очень просила соседей подкармливать брошенного пса. Что ещё могла я сделать для него? Только почему так ноет сердце, когда по моим московским окнам стучит дождь, и ветер, пригибающий рябины во дворе, кажется солёным? Вот и ещё один понедельник. Отрываю календарный лист и неспокойное сердце -верный признак взбудораженной совести - тихонько щемит. Эта боль терпима, она не опасна, но она всегда со мной. И быть ей со мной во все мои предстоящие понедельники.
