Это слишком. Прости, Джеймс, я сожалею.
Подписи не было.
— Джеймс ее жених? — спросил Ленокс.
— Да.
— Он служит здесь?
— Да.
Ленокс призадумался и кивнул. Стакан и пузырек он возьмет домой, чтобы исследовать их там.
Но в первую очередь, подумал он утомленно, надо вывести молодого сыщика из заблуждения.
— Дженкинс, — сказал он, — вы полагаете, что это самоубийство?
— Так очевидно же, сэр.
— Я хотел бы, чтобы вы привели к нам Джеймса. Но не в эту комнату. Подыщите что-нибудь, где есть стол.
— Хорошо, сэр.
— И, Дженкинс, вам не пришло в голову, что на столе должно было бы лежать перо? Как подумалось мне.
Сыщик нахмурился.
— Перо, сэр?
— Чтобы написать записку.
— Но, может быть, оно в кармане?
— Форма горничных не имеет карманов: пережиток времени, когда полагали, что их отсутствие затруднит воровство.
Дженкинс посмотрел на труп.
— И в комнате его нигде нет?
— Нет, — сказал Ленокс, стараясь говорить помягче.
— Но ведь она вполне могла носить записку при себе.
— Не думаю, — сказал Ленокс. — Листок не помят и не складывался.
Дженкинс уставился на стол.
— Ну, может быть, она взяла перо где-то и вернула его на место? — сказал он.
— Замышляя самоубийство? Маловероятно. Конечно, твердой уверенности нет, но я готов побиться об заклад: мы обнаружим, что это убийство. Записку написал кто-то своим пером и оставил ее тут. Обратите внимание на маленькие кривые буковки — вероятно, кто-то старался замаскировать свой почерк. Судорожность подделывателей.
Дженкинс вздохнул.
— Да, видимо, вы правы. — Затем он посмотрел на Ленокса и сказал: — Я поищу жениха.
Ленокс кивнул. Потом, задумавшись, посмотрел на стол и на дверь, пока не пришел к какому-то выводу, а тогда повернулся к кровати.
— Томас, — сказал он. — Покойница.
Глава 4
Из Шотландии, где он вырос, Томас Мак-Коннелл переехал в Лондон вскоре после завершения своего медицинского образования. Он был врачом. Через полгода после переезда у него уже была хирургическая практика на Харли-стрит, и он приступил к обзаведению репутацией. Это ему удалось скоро и впечатляюще. Он осваивал новейшие методики, а скальпелем владел с замечательным искусством. К тридцати годам он уже принадлежал к плеяде самых знаменитых лондонских врачей.
А затем в тридцать один год он женился. И, что важнее, женился выше себя — на леди Виктории Филлипс, которой тогда было девятнадцать лет. Мак-Коннелл был красив, имел порядочный капитал и происходил из хорошей семьи. Но во всех этих отношениях, по мнению цивилизованного мира, он бесконечно уступал Тото Филлипс, чьи красота, богатство и знатность превосходили любую меру, какую бы вы ни избрали.
Она вышла за Томаса Мак-Коннелла в тот же год, когда начала выезжать в свет, потому что, как было известно ее подругам, он совершенно не походил на мужчин ее круга и поколения. Эти мужчины были ее друзьями с детства и навсегда останутся ее друзьями. Но она никогда бы не вышла замуж ни за одного из них. Томас был более мужественным, менее дэнди, менее испорчен деньгами, и у него были собственные мнения о книгах, спектаклях, о городах на континенте, о красоте, о ее красоте, о ней самой. Их свадьба была великолепной, потому что хотя он и женился выше себя, но не настолько, чтобы выглядеть изгоем. Премьер-министр, друг отца Тото со школьной скамьи, почтил ее своим присутствием вместе с доброй половиной «Дебретта».[2]
Первые три года Томас и Тото были счастливы. Именно тогда Ленокс и познакомился с Мак- Коннеллом. Леди Джейн в определенном смысле была менторшей Тото — они приходились друг другу двоюродными сестрами, но держались как тетка и племянница, потому что мать Тото скончалась от горячки, когда ее дочери было всего одиннадцать лет. Так что Ленокс часто встречался с молодой парой. Томас заметно сократил свою практику, и они почти все вечера куда-нибудь отправлялись, а также много путешествовали вместе. Он охотно соглашался на ее светскую жизнь, а она столь же охотно соглашалась ежегодно навещать его родных в Шотландии.
Но первые три года миновали, а вместе с ними миновали и светлые дни их супружества. Томас к тому времени почти совсем оставил свою практику и начал много пить. Тото завела привычку полгода проводить в Лонгуэлле, поместье ее отца в Кенте неподалеку от Лондона, а ее муж оставался в столице.
Брак продолжал рушиться, и после пяти лет супруги редко появлялись вместе на публике, а по слухам, вообще друг с другом не разговаривали. Но что-то переменилось — либо они махнули на все рукой, либо решили спасти что возможно, — и теперь в возрасте тридцати шести и двадцати четырех лет их жизнь обрела перспективу. Ленокс всегда считал, что завершиться это может двояко: либо ледяной вежливостью, либо иной, более тихой любовью. Тото была такой молодой, а Мак-Коннелл таким идеалистом! Но, может быть, они сумеют найти какой-то компромисс. Во всяком случае, когда последнее время ему доводилось видеть их вместе, они словно бы подобрели друг к другу. Леди Джейн разделяла его мнение, а в подобных вещах на нее можно было положиться.
Однако прошедшие шесть лет нанесли значительный ущерб. Тото все еще занимала ведущее место в высшем лондонском свете, но Томас уже не блистал ни в каком смысле этого слова. Он больше не занимался хирургией и — что, пожалуй, было еще печальнее — утратил золотой ореол молодого человека, молодого красавца с идеалами и честолюбивыми помыслами. Пил он теперь значительно меньше, но все еще слишком много, чтобы брать в руки скальпель. После того как он женился на Тото, денег у него появилось столько, что он больше не нуждался в практике, а потому со временем продал ее за бесценок молодому родственнику Филлипсов. Все его труды, создание этой практики, его собственное место — да, и оно тоже — были поглощены семьей его жены.
Теперь в свободное время он занимался изучением всевозможных второстепенных предметов от химикалий до психологии. Последнее время первенство среди этих интересов заняли обитатели моря — Мак-Коннелл коллекционировал образчики редких рыб и млекопитающих, обитателей холодных вод, и жемчужиной его коллекции был безупречно заспиртованный Восточный Дельфин. Время от времени он отправлялся в поездки, иногда опасные, к берегам Гренландии и фьордов. По возвращении он презентовал свои находки Королевской академии, членом которой состоял, и помещал текст своей лекции в их журнале.
Но к медицине все это никакого отношения не имело. Разве что порой он брался за задачи вроде той, которая сейчас поставила его лицом к лицу с трупом Пруденс Смит. Ради такого удовольствия он помогал Леноксу, когда тот его просил, и хотя старался этого не выдавать, вновь испытывал намек на былое наслаждение от настоящей работы, волнение человеческого ума, исследующего человеческое тело.
Он был среднего роста и веса, с кудряво-белокурыми волосами, лицом, в эту минуту небритым и
