младенцев, фруктов, рогов изобилия, сердец, якорей, королевских корон, церковных канонов, а также текст, который можно прочитать, если знаешь латынь. Эта картина - единственный здесь предмет роскоши. Кроме нее, в комнате есть белые стены, паркетный пол с шерстяным ковром, дубовый стол, низкий маленький столик, несколько стульев с высокими спинками, диван, высокая книжная полка и распятие.
Больше ничего и не нужно. Потому что здесь есть нечто другое. Здесь есть вид, который можно наблюдать, только если ты летчик, и который можно выносить, только если ты не страдаешь головокружением. Кажется, что квартира состоит всего лишь из одной, очень большой и светлой комнаты. Со стороны балкона - стеклянная стена шириной во всю комнату. Через нее виден весь Фредериксберг, Беллахой и вдали Хойе Гладсаксе. Через нее проникает, такой же белый, как если бы мы были на улице, зимний утренний свет. С другой стороны большое окно. Через него за бесконечными рядами крыш видны башни Копенгагена. Стоя высоко над городом, словно в стеклянном колоколе, мы с Эльзой Любинг пытаемся оценить друг друга.
Она предлагает мне вешалку для шубы. Непроизвольно я снимаю обувь. Что-то в этой комнате говорит мне, что это надо сделать. Мы садимся на стулья с высокими спинками.
- В это время, - говорит она, - я обычно молюсь.
Она говорит это с такой естественностью, как будто речь идет о выполнении комплекса физических упражнений Общества по борьбе с болезнями сердца.
- Так что вы, сами того не зная, выбрали неподходящий момент.
- Я увидела ваше имя в письме и нашла ваш адрес в телефонной книге.
Она снова смотрит на листок бумаги. Потом она снимает узкие с толстыми стеклами очки для чтения.
- Трагическое несчастье. Особенно для ребенка. Рядом с ребенком должны быть и мать, и отец. Это одно из практических оснований святости брака.
- Господин Любинг был бы рад это слышать.
Если ее муж умер, я никого не оскорбляю такой формулировкой. Если же он жив, это изящный комплимент.
- Господина Любинга не существует, - говорит она. - Я Христова невеста.
Она говорит это одновременно серьезно и кокетливо, как будто они поженились несколько лет назад, брак их удачен и обещает быть таким и в будущем.
- Но это не означает, что я не считаю священной любовь между мужчиной и женщиной. Хотя она ведь всего лишь этап на пути. Этап, который я позволила себе пропустить, если так можно выразиться.
В ее взгляде сквозит нечто похожее на лукавый юмор.
- Это как перепрыгнуть через класс в школе.
- Или же, - говорю я, - как стать прямо главным бухгалтером, будучи до этого простым бухгалтером в Криолитовом обществе.
Она смеется низким мужским смехом.
- Милочка моя, - говорит она, - вы замужем?
- Нет. Никогда не была.
Мы становимся ближе. Две взрослые женщины, знающие, что это такое - жить без мужчин. Похоже, что ей это удается лучше, чем мне.
- Мальчик умер, - говорю я. - Четыре дня назад он упал с крыши. Она встает и подходит к стеклянной стене. Если бы можно было так хорошо и достойно выглядеть, то стареть было бы одно удовольствие. Я отказываюсь от этой мысли. Сколько труда уйдет хотя бы на то, чтобы вырасти на те 30 сантиметров, на которые она выше меня.
- Я видела его один раз, - говорит она. - Увидев его, начинал понимать, почему написано, что если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное. Я надеюсь, что бедняжка-мать найдет путь к Богу.
- Это случится, только если Бога можно встретить на дне бутылки. Она смотрит на меня без улыбки.
- Он повсюду. И там тоже.
В начале 60-х христианская миссия в Гренландии еще имела в себе что-то от живого нерва империализма. Более позднее время - и особенно авиабаза Туле - своими контейнерами порнографических журналов, виски и спросом на полупроституцию - перенесло нас с религиозных окраин в пустоту недоумения. Я перестала чувствовать, как надо общаться с верующими европейцами.
- Как вы встретились с Исайей?
- В Обществе я пыталась хотя бы немного способствовать тому, чтобы было больше общения с гренландцами. Наш карьер в Саккаке был, так же как и карьер Криолитового общества “Эресунн” в Ивиттууте, закрытым районом. Рабочая сила была датской. Единственными гренландцами, которых принимали на работу, были уборщики - “кивфакеры”. С самого открытия шахты поддерживалось строгое разделение датчан и эскимосов. В этой ситуации я попыталась обратить внимание на заповедь о любви к ближнему. Раз в несколько лет мы принимали на работу эскимосов для участия в геологических экспедициях. Именно во время одной из таких экспедиций и погиб отец Исайи. Несмотря на то, что жена бросила его и ребенка, он продолжал обеспечивать ее средствами к существованию. Когда правление назначило ей пенсию, я пригласила ее с ребенком к себе в кабинет. Так я и встретилась с ним.
Что-то в слове “назначило” наводит меня на мысль.
- Почему была назначена пенсия? Были юридические обязательства? Она на минуту замолчала.
- Обязательства вряд ли были. Я не исключаю того, что прислушались к моему совету.
Я вижу еще одну черту у фрекен Любинг. Силу. Наверное, так же обстоит дело с ангелами. Они, наверное, тоже оказывают определенное давление на Господа Бога в раю.
Я пересела на стул, стоящий рядом с ней. Фредериксберг, квартал у Генфоренингсплас, Брёнсхой, снег делает все это похожим на деревню. Хайревай - короткая и узкая улица. Она упирается в Дуэвай. На Дуэвай стоит много машин. Одна из них - синяя “вольво 840”. Продукция фирмы “Вольво” проникает повсюду. Ведь надо же им иметь средства, чтобы быть спонсором Europe Tour. И чтобы заплатить тот гонорар, который, как хвастается мой отец, он потребовал за то, что его сфотографировали.
- От чего умер отец Исайи?
- От пищевого отравления. Вы интересуетесь прошлым, фрекен Ясперсен?
Настал момент, когда мне надо решить, преподнести ли ей выдуманную историю или выбрать более сложный путь и рассказать правду. На низеньком столике лежит библия. Один из гренландских учителей воскресной школы миссии моравских братьев был увлечен рукописями Мертвого моря. Я вспоминаю, как он повторял: “И Иисус говорил: Не лгите”. Я принимаю это воспоминание за предостережение.
- Я думаю, что кто-то напугал его и что кто-то загнал его на ту крышу, с которой он упал.
Она ни на секунду не теряет самообладания. В последние дни я общаюсь с людьми, которые относятся с величайшим душевным спокойствием к тому, что меня больше всего удивляет.
- Дьявол имеет множество обличий.
- Одно из них я и ищу.
- Отмщение - это дело Господа.
- Осуществление этого правосудия мне представляется очень далеким.
- Мне казалось, что на первое время есть полиция.
- Они закрыли дело.
Она пристально смотрит на меня.
- Чай, - говорит она. - Я еще ничем вас не угостила. По пути в кухню она оборачивается в дверях.
- Вы знаете притчу о талантах? В ней говорится о лояльности. Есть лояльность по отношению к земному, так же как по отношению к небесному. Я была служащей в Криолитовом обществе в течение 35 лет. Понимаете?
- Раз в два или три года общество снаряжало геологическую экспедицию в Гренландию.
Мы пьем чай. Из сервиза “Транкебар” и чайника “Георг Йенсен”. Вкус Эльзы Любинг при ближайшем рассмотрении оказывается скорее изысканным, нежели скромным.
