Маловероятно, что в нем спряталась четверня, но проверить стоило. Странно, фургон раскачивался, отчего вздрагивали укрывавшие его ветки.
— Это они, точно, — прошептал Уилт, подкрадываясь к окошку, чтобы устроить дочуркам хорошую встряску. Однако весьма ощутимую встряску получил сам, когда увидел голый зад сэра Джорджа, ритмично подпрыгивавший над распростертой нарушительницей частных владений.
К счастью, увлеченная делом пара не заметила соглядатая в окошке. Уилт поспешно отступил, решив, что лучше вернуться в дом.
Миссис Бейл встретила его на заднем крыльце:
— Слава богу, вы здесь! Ваша жена не в себе!
— Это ее обычное состояние. Что на сей раз? Если речь о треклятых девчонках, передайте, я с ног сбился, их разыскивая. Все напрасно — бесследно сгинули.
— Да нет, речь о дядюшке. Это он сгинул!
— Я знаю и весьма сочувствую бедолаге. Но при чем тут мы с Евой?
— Он пропал! В смысле, его труп. Исчез. Канул. Улетучился. Миссис Уилт пережила страшное потрясение и теперь не знает, как уведомить миледи.
Миссис Бейл кинулась в кухню, откуда слышались истерические рыдания. Уилт вошел следом. Все же первое впечатление его не обмануло: сумасшедший дом!
Пока он успокаивал Еву, в кухне появилась четверня, которая якобы опять была на пляже и не понимала, из-за чего весь сыр-бор. Виноватые рожицы и перепачканная хвоей и землей одежда выдавали лгуний с головой, однако ради жены Уилт промолчал. Он хотел лишь спросить о стрельбе в лесу, но тут из судейского кабинета донесся рев. Сэр Джордж вернулся явно не в духе. Миссис Бейл метнулась прочь из кухни, решив, что лучше побудет с леди Клариссой. Уилт закрыл дверь и вновь подсел к жене, не интересуясь причиной очередного скандала.
Сестрички же, будучи в курсе событий, выскользнули в коридор подслушивать и вскоре поняли, что тела еще не обнаружены. Сэр Джордж вел яростную перепалку с суперинтендантом — мол, только сумасшедший обвинит его в том, что он подложил корягу в гроб.
— На черта мне это надо? — заходился судья. — Наглое вранье! Вон из моего дома!
В возникшей паузе четверня прошмыгнула в библиотеку, через щель приотворенной двери которой было прекрасно слышно все, что говорилось и оралось в кабинете.
— Если вам интересно, корягу обнаружил викарий, открывший гроб, — сообщил полицейский.
— И вы поверили старому ослу? Он выжил из ума! Коряга в гробу! Полный абсурд!
— Возможно. Однако есть свидетели.
— Почему вы решили, что корягу… или что там… подложили именно здесь?
— Потому что отсюда доставили гроб в сопровождении дамы, заявившей, что все лето она проведет в имении.
— Уилтова стерва!
— К вам еще вопрос, сэр Джордж. Оружейный шкаф всегда заперт?
— Разумеется! А вам какое дело?
— Тогда почему он был открыт, когда в ваше отсутствие меня препроводили в кабинет? Это грубейшее нарушение правил. Полагаю, у вас имеется разрешение на оружие?
— Естественно, — буркнул судья, из ящика стола достав лицензию. Его уже слегка тревожило спокойствие этого полицейского в штатском, не обращавшего внимания на крики и требование убраться вон. Следующий вопрос еще больше его насторожил.
— Сколько лет вашему пасынку?
— Понятия не имею. Терпеть не могу гаденыша!
— Часто ли он стреляет? В смысле, у него есть собственное ружье?
— Не замечал, — помешкав, ответил сэр Джордж. — А почему вы спрашиваете?
— В упомянутой коряге имеется след от пули, и мне подумалось, что это может быть как-то связано с вашим пасынком. Вдруг вы «не заметили» пропажу одного из ваших ружей, а? Это не шутка, когда подросток, не имея лицензии, забавляется с огнестрельным оружием.
Судья взмок. Дело приняло неожиданный оборот.
— Не понимаю, о чем вы. Здесь не предполагалось никаких похорон, так что зачем нам гроб? В имении хоронили только членов семьи, но последний раз это было сто лет назад. Полагаю, викарий вас просветил.
— Да, вы не ошиблись. Но мы снеслись с окрестными гробовщиками и выяснили, что на подъезде к имению был замечен катафалк с ипфордскими номерами. Разумеется, местных задело, что их обошли заказом.
— Здесь какая-то ошибка. Никто не умер. А теперь убирайтесь!
— Есть катафалк, есть гроб, но нет покойника, что мне очень не нравится. Посему желательно осмотреть имение.
Судья понимал, что надо сдержаться, но не смог:
— Что?! Черта с два! Будь я проклят, если позволю вам здесь рыскать!
— Всего лишь пара-тройка полицейских и собаки. Ищейки. Если труп в имении, они его отыщут, — улыбнулся суперинтендант. — У них осечек не бывает.
— К бесу ваших ищеек! Это частная собственность, и вы сюда носа не сунете!
— Коль так, придется взять ордер на обыск, — пожал плечами суперинтендант. — Утром вернусь.
Через парадную дверь он прошел к своей машине.
Глава двадцать шестая
Через черный ход кухни сестры выскочили на лужайку. Не вписавшись в первый же кошмарный поворот, полицейская машина чиркнула зеркалом по дереву. Эммелина громко рассмеялась и, заработав хмурый взгляд водителя, подсела к сестрам, расположившимся на травке.
— Ищейки! И чего теперь делать? — спросила Джозефина. — Вдруг нас обнюхают? Мы же насквозь провоняли, пока туда-сюда таскали мертвяков.
— Подумают, просто давно не мылись, — обнадежила Эммелина.
— Наверняка собаки учуют покойников.
— Как пить дать, — согласилась Пенелопа. — А если еще найдут медали и шмотки? Голову сломают, на фига парень их закопал.
— Шмотье не отыщут, дура! Так и сгниет.
— Не скажи! — задумалась Саманта. — Помнишь, по телику была передача, как собачья свора искала лису по запаху тряпки, в которую та была замотана.
— Лисья охота запрещена, ты че?
— Нельзя убивать, а травить можно.
— Эй, заткнитесь, а? На кой сдалась эта лисья охота! Нам-то как быть? Дело не в том, найдут мертвяков и шмотки или нет. Главное, чтоб поверили: все натворил парень, а мы ни сном ни духом.
Помолчали.
— Если жмуриков не сразу найдут, есть шанс, что улик не останется, — сказала Эммелина.
— Каких улик?
— Ну, всякой хрени, доказывающей, что и мы там были.
— Надо оставить побольше ложных следов, тогда никто ничего не докажет, — выступила Джозефина.
— Как это?
— Раз приведут собак, умеющих находить трупы и вещи, надо их запутать. Разбросаем по лесу полковничью одежду и медали, и тогда ищейки потеряют след.
— Я сама уже запуталась, — призналась Пенелопа. — Может, к черту ищеек, а подумаем о своем алиби?