Гностикос

В этой таблице, где традиционное европейское понимание реальности представлено материей (физическим) и духом (психическим), небытие выступает как ненужный аппендикс. Что может разумный человек сказать о небытие? Лао-цзы начинает свою книгу именно с этого заявления: «То, что можно назвать «Дао», не есть истинное Дао». Почти теми же словами начинается гностическое Евангелие египтян: «Святая книга египтян о великом невидимом Духе…неявленном, неозначенном, вневременном, необъявленном Отце». Но Лао в отличие от гностиков не вкладывает в свои слова ничего мистического, тайного, запретного. Истинное Дао невозможно назвать, истинное Дао - вне языка, оно вне самосознания, вне мира. В каком смысле может существовать то, что не существует в языке? Как существует то, что невозможно помыслить? Как вообще может идти разговор о том, что не мыслится? Назвать – значит сделать сущим. Мы живем в мире имен. Нуль, которым мы пользуемся, не настоящий нуль. Он – экзистенциальная фальшивка экзистенциального мира. Настоящий нуль не существует. Это надо понимать правильно. Настоящего нуля нет в нашем мире. Он – за пределами нашего языка. Настоящий нуль – не число. Настоящее ничто – не ничто. Настоящее Дао – не наше человеческое Дао. Там даже нет Инь и Ян - обязательных атрибутов этого мира. Царство Небесное бесчеловечно. Это надо понимать правильно. Там нет человека. Там нет имен. Там нет пространства-времени. Только Святой Дух. Когда говорю: Святой Дух, - ничего не говорю. У него нет имени. Это надо понимать правильно. Ради абсолютной точности я могу вместо имени «Святой Дух» оставить многоточие. Но и это многоточие вы поймете как имя. Нам не обмануть самих себя. В этом суть шуньи-пустоты, нечеловеческого Дао. Например, я пишу:

 а – а =

Но на уровне своего самосознания вы понимаете, что это уравнение не законченно. Ему не хватает последнего имени, которое по смыслу выражения должно быть нулем.

 а – а = 0

Его мы и подставляем вместо истинного небытия. Говорят, нуль придумали в Древней Индии. Возможно, там он был условно символическим воплощением Яйца Брамы, из которого вышло все бытие, но для нас он стал обычным нулем, утратившим свою недостижимую сущность, на постижение которой у дзен-буддиста уходит вся жизнь. В нашем же мире появляется математически непротиворечивая, но странная по смыслу формула, из которой следует, что нуль является не уничтожаемой, «бессмертной» величиной:

 0 – 0 = 0

Эта величина может бесконечно размножаться в себе:

 0 + 0 + 0 + … = 0

А при делении на себя опять дает нуль. Или единицу?

  0/0 = ?

И очень скоро этот нуль приведет нас к еще более странным математическим фактам. Можно сказать, что нуль стал камнем преткновения в метаматематике и квантовой физике, породив сверхбесконечные множества и принцип неопределенности.

Существует ли ничто? Нет в этом мире более сложного вопроса, чем вопрос о существовании. Что значит – существовать? В каком смысле существуют все математические объекты? В каком смысле существуют физические тела? В каком смысле существуете вы?

Мы злоупотребляем языком, когда говорим в некоторых ситуациях, что ничего не слышим и ничего не видим. В крайнем случае мы видим пустоту и слышим тишину. Ничто – это уже нечто, некий объект нашего самосознания. Ничто есть бытие небытия для нас. Говоря о ничто, мы не выходим за пределы языка. Если бы оно было абсолютным небытием, мы не могли бы даже помыслить его. Буддистская практика дзен заключается именно в этом: перестать мыслить вообще, выйти из языка и получить абсолютное небытие, шунью-пустоту, в которой нет даже пустоты-вакуума, ибо вакуум существует. Этому соответствует остановка потока самосознания – состояние нирваны, которую в просторечии именуют смертью.

Наша Вселенная – двузначна. В ней процветают Инь и Ян. Но границы нашей Вселенной стерегут суровые стражи – парадоксы. Эта Вселенная не может быть больше, чем наш язык (а если она больше, то нам этого не узнать). Мы всегда находимся внутри языка, и точно также мы можем видеть свою Вселенную только изнутри, изнутри языка. Мы не можем выйти из языка и из Вселенной как из дома, чтобы взглянуть на них снаружи. Никогда нам не увидеть нашу Вселенную «снаружи». Потому что снаружи Вселенной нет! Более того. Мы даже не можем коснуться изнутри границ нашей Вселенной. Нас гонят прочь собственные языковые демоны – парадоксы. По замечанию Гегеля, провести границу – значит уже зайти за нее. Идя напролом сквозь собственную логику и собственное мышление, мы должны констатировать три субстанции: бытие, небытие и то, что не имеет даже имени. Условно можно сказать так: есть бытие бытия – мир-Майя, есть бытие небытия – ничто-шунья и «есть» собственно небытие небытия в себе самом – Брахман-Дао- Энергия-Царство Небесное-Ничто и небытие бытия в себе самом – Атман-Де-София-Святой Дух-Сознание-Я. Это последнее «есть» очень призрачно.

Т е з и с. Вселенная не возникает по мере нашего познания. Она уже существует. Следовательно, уже существуют и все ее законы, которые мы лишь «открываем». Никто ведь не говорит, что он создал закон природы. Где же они хранятся? Они хранятся в языке. А поскольку мир есть язык, то это – тавтология: законы мира хранятся в мире. Но язык тождественен самосознанию (тождество бытия и мышления). Значит, все законы Вселенной хранятся в нашем самосознании. Именно там мы их и открываем. Не верите? Начнем сначала.

Т е з и с. Вселенная не возникает по мере нашего познания. Она уже существует. Как же она существует? Пуанкаре шутил: если во Вселенной не останется человека, то в чьей голове будет решаться вопрос о ее существовании? Для западного мышления ответ кажется очевидным: Вселенная может существовать и без вопроса о своем существовании. Но восточному мышлению все представляется иначе. Вопрос, конечно, некому будет поставить. Но и вопрос не о чем будет ставить. Без самосознания, без языка не останется никакой Вселенной. Что же останется? Брахман-Дао-Огонь-Царство Небесное-Ничто. Не верите? Попробуем еще раз.

Т е з и с. Вселенная не возникает по мере нашего познания. Она уже существует. Следовательно, уже существуют и все ее законы, которые мы лишь «открываем». Но как это возможно? Ниоткуда не следует, что мир должен быть познаваем нашим самосознанием. Античный скептицизм в лице Секста Эмпирика именно так и говорил: не знаем и никогда не узнаем. Спустя века Декарт переформулировал тождество бытия и мышления Парменида в свое знаменитое: Я мыслю – следовательно, существую. А Кант продолжал повторять вслед за скептиками: вещь-в-себе непознаваема. Когда Ньютон написал свои знаменитые «Принципы», он сильно потешил Вольтера. Вольтер мог понять Архимеда, который говорил: дайте мне точку опоры, и я переверну мир. Рычаг – лишь приспособление. Но что общего между языком и миром? Утверждать, что с помощью какой-то формулы можно объяснить движение звезд,- все равно, что пытаться выиграть настоящую войну шахматными фигурами. Можно ли фигурками пешек и коней победить вражескую армию? Разве что насмешить ее до смерти? Ньютон глуп, если не понимает, что наука – это лишь вымысел. Физики ничем не отличаются от колдунов: и те, и другие верят, что с помощью их магических заклинаний – формул можно воздействовать на мир. При дворе Фридриха Прусского проводились диспуты на тему: все ученые – болваны. И ведь это правда! Математика – лишь игра ума.

 Но вся современная наука основывается на безусловном доверии к языку. Сначала в физической теории описывается та или иная элементарная частица, а затем строится коллайдер для ее экспериментального поиска. Удивительно, но такая частица рано или поздно всегда находится. Быть может, она прямо с кончика пера падает в физический мир? Почему же математика соответствует миру, если мир абсолютно независим от самосознания? Как пишет по этому поводу Пенроуз: «Давайте попробуем задуматься о том, почему физический мир столь четко следует некоторым математическим законам? Эти