теперь просто смотрела на лунную дорожку, переливающуюся на глади моря. Она не сразу сообразила, что Артур как-то уж очень долго плавает. А когда сообразила, то встала и пошла к кромке прибоя, долго всматривалась, но так никого и не разглядела среди накатывающих на берег волн. Кричать и звать на помощь поостереглась. Будучи женщиной рассудительной, посчитала, что мужчинку, конечно, жаль, но, видно, судьба у него такая. Криком она ему теперь точно не поможет, а к себе ненужное для замужней женщины внимание привлечёт. И, огорчённая, но уверенная в своей правоте, ушла с пляжа, не притронувшись к сиротливо лежащей на песке одежде. На другой день полиция её, разумеется, допросила, но она ответила, что с Артуром рассталась сразу после дискотеки, и с тех пор больше его не видела…
**
Артур сидел на лежанке, прикрывшись лоскутным одеялом. Подошла бабка.
— Оклемался, паря?
— Да, вроде… — не совсем уверенно ответил Артур, и, чуть смущаясь, спросил: — А где у вас туалет?
Этот, казалось бы, простой вопрос бабку неожиданно развеселил.
— Какие у нас тут туалеты? В их городские барышни наряжаются, а нам они ни к чему. — Потом посмотрела на обалдевшего от непонимания Артура и сжалилась: — Может, тебе до ветру треба?
Артур опять мало что понял, но на всякий случай кивнул. Бабка хмыкнула, отошла, вернулась, держа в руках затрапезного вида штаны. Кинула их Артуру. — Прикрой срам! — Дождалась, пока тот натянет штаны прямо на голое тело. — Пойдём, покажу.
Они вышли на улицу, и бабка указала костлявым пальцем в сторону каких-то кустов. — Нужник там! — Добавила уже в спину: — Лопух по дороге сорви, коли нужда большая…
Нужник выглядел гораздо хуже, чем можно было вообразить. Но разве у Артура был выбор? И с лопухом он оскандалился: чёртов лист просто размазал попавшее в него содержимое по нижним полушариям. Пришлось, прикрывшись штанами, отступать в сторону моря. У самой воды Артур бросил штаны на песок, а сам стремглав устремился в воду. Заодно и искупался.
На берег вышел вполне умиротворённый. От избы тянуло ухой.
Когда сел за стол, бабка поставила перед ним деревянную миску с похлёбкой, рядом положила деревянную же ложку и ломоть хлеба. Ещё на столе лежала порезанная на куски луковица и стояла деревянная солонка. Бабка и Тимоха ели уху вприкуску с луком, который обмакивали в соль. Артур к луку не притронулся. Зачерпнул ложкой похлёбку и откусил от хлебного ломтя. Чуть сразу не выплюнул — такой хлеб был невкусный. Поспешил отхлебнуть из ложки, — уха по счастью оказалась вполне съедобной — и только вместе с горячей жижей сумел пропихнуть в горло кусок. Бабка осуждающе поджала губы, но от комментариев воздержалась.
«Какими же сволочами были коммуняки! — со злостью думал Артур. — До чего народ довели? Уж двадцать лет как крякнуло ГКЧП, а люди всё из бедности вылезти не могут!» Хлеб он больше не ел, зато уху выхлебал без остатка. Бабка молча взяла пустую чашку, вышла на улицу, где на низком огне томился котёл с ухой, и вернулась с добавкой.
После второй порции пришло насыщение. Артур отодвинул чашку в сторону и весело воскликнул:
— Спасибо, хозяюшка!
— На здоровьице! — без улыбки ответила бабка.
Из-за стола все потянулись на улицу. Тимка враз умчался по своим мальчишечьим делам, а бабка присела на завалинку. Артур примостился рядом.
— Эх, — прищурилась на солнце бабка, — был бы табачок, покурил бы небось, а? — повернулась она к Артуру.
— Я не курю, — ответил Артур.
— А что так? — удивилась бабка. — Никак, чахоточный?
— Зачем сразу чахоточный, — повёл плечами Артур, — просто не курю.
Бабка чуток покумекала, потом отвернулась. Вздохнула:
— Вас, городских, разве ж поймёшь?
Помолчали. Потом бабка заговорила снова:
— Ну, раз не куришь, может, скажешь, как тебя звать-величать?
«Вот, блин! Действительно. Мы же до сих пор не представились друг другу, — с раскаянием подумал Артур. — А ведь мне, как спасённому, определённо следовало сделать это первому». И он поспешил исправить досадную оплошность:
— Слепаков Артур Владимирович!
Бабка ехидно прищурилась.
— Значитца, Артур? Ненашенское имя. Видно, ты барчук. А меня по-простому Марьяной кличут, а внучка мово Тимкой, Тимофеем, стало быть. Евоные родители по прошлому году в море сгинули, с тех пор и бедуем вместе: старый да малый. Какие из нас рыбаки, сам должон понимать… — бабка вздохнула. — Ладно, артель нас не бросает, помогают, чем могут, но им тепереча и самим не сладко…
Помолчали.
— А как вы меня нашли? — спросил Артур.
— Да как… шли по берегу и нашли у воды. Тимка сбегал сюды и пригнал лодку, на себе бы не дотащили…
— Спасибо вам, — сорвались с губ Артура слова искренней благодарности. — Я вижу, как вам тяжело живётся, потому обязательно дам денег. Много не получится, но, как вы сами сказали, чем могу. Мне бы только до гостиницы добраться. Как отсюда поскорей попасть в Анапу?
— Так по берегу самое быстрое и будет, — сказала бабка. — Тут недалече.
— Ну, так я пойду? — поднялся с завалинки Артур.
— Ступай, коли силу чуешь, — согласилась бабка. Потом критически осмотрела Артура. — Хотя погодь, — и ушла в избу. Артур топтался на месте, силясь вникнуть в суть бабкиных намерений.
Марьяна вернулась через несколько минут, держа в руках ворох одежды.
— Надень-ка это, — сказала она, протягивая одежду Артуру. — Сына мово сгинувшего одёжа. Он её только по праздникам и одевал, — бабкины глаза наполнились слезами. — Я её берегла поменять на еду, если уж совсем подопрёт, да раз такой случай… — бери! Она тебе должна быть впору.
К горлу Артура подкатил комок. Он принял из рук Марьяны одежду, рассыпаясь в благодарностях:
— Спасибо! Я вам её обязательно верну, только доберусь до своего номера. — Тут его осенило: — Может Тимоха меня до города проводит? Я ему потом и одежду верну, и денег дам, и гостинцев каких, а?
— А пошто нет? — пожевала губами бабка. — Пущай проводит...
**
Шли молча. Пацан дичился, а Артуру было что-то не до разговоров. Когда впереди показалось какое-то поселение, не имевшее ничего общего с красавицей Анапой, Артур забеспокоился: «А где город-то?» Он так и спросил у Тимохи, на что тот удивлённо вытаращил глаза:
— Так вот она, Анапа-то, — и протянул тощую ручонку в сторону поселения.
Артур смотрел в указанном направлении, а в голове вертелось: «Вот стою на асфальте я, летом в лыжи обутый. То ли лыжи не едут, то ли я …» Артур по обыкновению проглотил последнее слово — матерно он не выражался даже в мыслях…
Артур родился в интеллигентной семье. Папа Вова и мама Таня когда-то закончили физический факультет Новосибирского государственного университета, и с тех пор колосились на ниве сибирской науки. Оба поступили в аспирантуру, — там, кстати, и поженились — оба стали кандидатами наук. Вот тогда-то и пришла им впервые в голову мысль обзавестись малышом. Однако, после зрелых размышлений, молодые учёные сочли, — может, кстати, и вполне разумно — что ребёнок плохо будет вписываться в интерьер маленькой комнатушки в семейном общежитии. В следующий раз идея сотворить продолжателя их
