дядюшка и его ершистая супруга сосредоточились на племяннике, очевидно, намереваясь вышколить его, как балетного танцора. Наслаждению свободой пришел конец; бесшабашное времяпрепровождение сменилось напряжением воли под неукоснительным напором чисто немецкой требовательности. По всей видимости, на растущую в нем мотивацию к учебе повлияли сразу несколько взаимосвязанных факторов. Во-первых, упорство со стороны родителей, которые не имели средств оплачивать его учебу, но договорились с родственниками о своеобразной помощи; для ответственного и жалостливого мальчика была невыносимой мысль принести в семью позор. Во-вторых, неожиданно встреченный на жизненном пути учитель, который «научил правильно работать и придал уверенность в своих силах», на всю жизнь оставшись в памяти «образцом того, как следует выполнять свой долг». Наконец, книги. Если мать открыла ему благородных рыцарей Вальтера Скотта, то гимназистское время у родственников, несмотря на щемящую тоску по семейному теплу, подарило знакомство с литературными столпами. Альберт даже не постеснялся сотворить идола для себя – Гете. Он рос впечатлительным мальчиком с тонкой, ранимой и абсолютно не воинственной душой. Ощущения беспросветной бедности наряду с отсутствием жажды обогащения, а также яркий свет знаний и познанное в ранние годы чувство красоты гнали его туда, где он мог бы обрести себя, раскрыться, стать кем-то. Однозначно, это должно было быть место, стоящее на прочных сваях основательных знаний.
Тот факт, что Альберт Швейцер провел годы взросления на территории, бывшей предметом извечного спора между Германией и Францией, также наложил заметный отпечаток на его сознание. Привитому в детстве стремлению к свободе и саморазвитию претила необходимость принадлежать к какой-либо общности по принципу завоевания; его личная культура с яростной жаждой позитивной активности не воспринимала разделения мира на враждующие части и стимулировала приобретение статуса жителя мира. Враждебности он противопоставлял идеологию всеобщего сотрудничества. Будучи немцем по паспорту, он уже в молодые годы сделал попытку отмежеваться от дикости цивилизации: сначала написал книгу о Бахе на французском, затем создал еще более обширный труд о композиторе на немецком. Неудивительно, что много лет спустя Нобелевский комитет колебался относительно национальности Альберта Швейцера, когда присуждал ему престижную премию. Он же относился к ситуации с нескрываемым сарказмом; ибо жил всю жизнь как житель всей земли, трудясь для всего мира и не деля его на участки с оградой.
Альберт Швейцер не был тяжело взрослеющим молодым человеком; он просто долгие годы жил в себе, в замкнутом, законсервированном пространстве. Даже будучи глубоко социальным и жаждущим общения, он всегда встречал трудности в понимании со стороны окружающих. Он как будто был открыт к общению и вместе с тем оставался расплывчатой фигурой в широкой мантии, складки которой надежно скрывали контуры его необычной натуры от проникновения нескромного взгляда. Раскрывался он в молодые годы нечасто, и этому явно не способствовало его развитое мышление, при помощи которого он, словно щупом осторожного и вместе с тем настойчивого сапера, обнаружил множество такого, что заставляло сознание вздрагивать и удивляться, почему окружающие не осознают очевидного. Это очевидное, обнаруженное им во время скрупулезных поисков, слишком часто противоречило общепринятым понятиям. Кажется, такой способ формирования личности привел его к довольно позднему для мужчины решению соединить свою жизнь с другим пришельцем в мир, гостем противоположного пола.
Будущая жена Швейцера также может быть отнесена к небольшой когорте весьма оригинальных представителей людского племени. И дело тут не только в том, что непросто попасть в фокус внимания человека, одержимого научными исследованиями и поиском пути спасения души в дичающем мире. Фокус взаимоотношений со Швейцером для любой девушки состоял бы в том, чтобы принять абсолютное отвержение цивилизации, иметь иной взгляд на положение вещей, причем не только видеть мир, вывернутый наизнанку, но и осудить существующую систему ценностей. Конечно, молодому ученому повезло, когда он встретил Елену Бреслау, ибо крайне трудно представить, какая еще женщина из его окружения могла бы соответствовать незаурядным взглядам Швейцера, слишком явно выходящим за рамки общепринятых норм. Связать жизнь со Швейцером значило осознанно готовиться к жизни на полюсе, в условиях отвержения всех норм.
Елена являла собой тот тип самостоятельных и чрезвычайно мотивированных к осознанной деятельности женщин, который все чаще стал проявляться в прогрессивных кругах Европы второй половины XIX века. Возможно, формированию активного мышления способствовало ее появление на свет в период подъема женской самостоятельности, характерной для выходцев из интеллигенции того времени, где юноши и девушки имели едва ли не одинаковый уровень свободы. Когда молодой пастор Швейцер встретил ее, она была способна на поступок, в ее глазах горело пламя готовности к осознанной деятельности, к самопожертвованию, и для проповедника, находившегося на пороге принятия главного решения в своей жизни, было ясно: она – это его, да что там – их общий шанс.
Елена происходила из интеллектуальной еврейской среды, формировавшей ядро европейской академической науки; ее отец, Гарри Бреслау, некоторое время был ректором Страсбургского университета и слыл ученым нового типа, не столь косным в мышлении, как большинство его коллег. Безупречное образование, умение музицировать, утонченный вкус и привлекательность стройной фигуры являли далеко не полный перечень добродетелей Елены. Пожалуй, определяющим для Швейцера оказалось ее стремление стать самостоятельной в жизни, быть кем-то, то есть раскрыться как парадоксально развивающаяся личность. В то время, когда они встретились, Елена намеревалась стать учительницей. Но в ее цели присутствовала любопытная и притягательная для Швейцера изюминка: она жаждала стать носителем идей культуры и высокой духовности. Этот настрой на самореализацию в девушке приковал интерес пастора. Ведь то, что в конце XX – начале XXI века стало нормой для женщины, в первые годы XX века являлось совершенно неординарным, даже экстравагантным. Основные жизненные принципы Елена, как и он сам, вынесла из семьи и религии; поведенческой нормой для нее была «правильность» и «полезность» в социальном пространстве. Почтение к родительскому дому предопределяло благоговение и нежность по отношению к тому дому, который она собиралась создавать со своим будущим избранником. Черты человека, на которого она могла обратить внимание, должны были многим напоминать отцовские. Зрелость суждений, серьезность деятельности, уверенность и определенная консервативность в отношениях полов – вот основные характеристики, в равной мере присущие и ее отцу, и будущему мужу. Но вместе с тем ее характер формировался под впечатлением новаторских настроений студенчества и, не в последнюю очередь, книжной мудрости. Потому Елена с естественной легкостью принимала участие в интеллектуальных диспутах и настойчиво искала самостоятельного применения своим силам. Суть просветительства и миссионерства была ей чрезвычайно близка, она искренне мечтала внести свою лепту в изменение мира. Обостренное чувство прекрасного толкало ее к деятельности с четко прописанной целью, и в этом, пожалуй, состояло наиболее заметное отличие Елены от большинства девушек ее круга. К моменту судьбоносной встречи с Альбертом Швейцером ее дух был независим, невозмутим и свободен, но ее женское естество стремилось обрести того, чья воля оказалась бы способной и указать путь к быстрому течению, и, оставаясь сильным гребцом, ловко управляться на каменистых стремнинах жизни.
Зрелая доктрина любви
Не может не бросаться в глаза, что с момента знакомства до официального оформления брака Альберта Швейцера и Елены Бреслау прошли долгих девять лет. Уникально и то, что решение создать семью основательно увязывалось с намерением отправиться с особой миссией в Тропическую Африку. Дух миссии вошел в их отношения сразу, оставаясь незримым связующим спутником в течение всей жизни.
У них было поразительно много общего. Он сел за орган, когда еще не доставал до педалей; она с восторгом музицировала на клавишных инструментах, училась в Страсбургской консерватории. Природа с детства приковывала его внимание, он любил ходить в школу один, чтобы приятели не мешали любоваться красотами природы, мощью величественных дубов и ломким рельефом горных вершин, казавшихся сказочными великанами. Поступки людей часто казались ему диссонирующими с деятельностью Природы. Елена также взрослела там, где природа не стесняется выразиться дивными формами, и это оставило
