– Итак, вы утверждаете, что в милицию не звонили?
– Нет, упаси боже, зачем?
– В диапазоне между двенадцатью и часом? Нет?
– Нет же, нет.
– Хорошо. Есть кто-нибудь, кто мог бы подтвердить ваши слова?
– Да, Аня.
– Ваша жена?
– Дочь.
– Она сейчас дома?
– Нет, гуляет. С ребятами.
– Так, с ребятами. Скоро вернется?
– Ну, не знаю, часов в одиннадцать. А что? Она что-то натворила?
– Гражданин Силин, ваша дочь нужна нам, чтобы подтвердить факт вашей непричастности к телефонному звонку в милицию. Ясно?
– Да, ах, да-да, конечно, простите.
– Вы могли бы объяснить товарищу старшему сержанту как ее разыскать?
– Да, она скорее всего на стадионе за сто восьмой школой, ее из нашего окна зимой видно, когда нет зелени. Они сидят там на таких врытых в землю покрышках разноцветных, знаете?
– Вы сказали 'скорее всего'. А если ее там нет? Может, вы дадите телефон ее ближайшей подруги или, ну, друга. Сколько ей?
– Пятнадцать на днях. Или, подождите-ка…
– Хорошо, хорошо, в конце концов сейчас это не так уж важно. Так у вас найдутся их телефоны?
– Вряд ли. Сейчас мы, родители, почти ничего не знаем о жизни своих детей.
– Ладно. Сержант, вы знаете место, о котором говорит гражданин Силин?
– А как же. Вечно там костер до небес, петардами балуются, бутылки бьют. В неделю по три привода в детскую комнату.
– Хорошо. Сходите туда и, если Ани, Ани Силиной, запомните, там нет, то расспросите ребят и поделикатнее. А то знаю я вас.
– Слушаюсь.
– Разыщите обязательно, сержант.
6 мая, 14.12
Силину я в целом верил. Может ли такой балбес быть замешанным в убийстве? Правильно, товарищи. Не может.
Поэтому показания его дочери были мне, по большому счету, до лампочки. Сержанта я отправил за ней лишь затем, чтобы он, во-первых, как следует проветрился – после встречи с Мариной Рубиной я бы, признаться, и сам не отказался бы от двух недель в Сочи – а, во-вторых, мне было просто необходимо поговорить с Силиным наедине. Тогда он будет поспокойнее и, надеюсь, пособраннее, поскольку явно принадлежит к той породе людей, на которых милицейская форма действует абсолютно деморализующе.
Я сижу на квартире у гражданина Силина, пью с ним бледный чай, смотрю как он нервно вертит в руках коробок спичек.
– Вы были знакомы со своей соседкой?
– Что?
Испуг и недоумение в глазах.
– Пожалуйста, соберитесь и не волнуйтесь. Все в порядке.
– Хорошо. Да нет, я, собственно, не волнуюсь. Просто, видите ли, все это так неожиданно. Сидишь дома, как в этом анекдоте, знаете, никого не трогаешь… – он попытался улыбнуться.
– Да, знаю, знаю, – я, в свою очередь, улыбнулся широко и ободряюще, что далось мне с большим трудом. Перед глазами стояло, точнее, лежало тело с напрочь развороченной головой. – Так вы были знакомы со своей соседкой? Это не допрос, просто от ваших ответов зависит успех моей работы.
– Да нет, куда там – знаком. Я здесь двадцать лет живу, а толком никого не знаю.
– Но вы пересекались с ней в подъезде, в лифте, на автобусной остановке?
– На остановке? Что вы! Она была не из тех, кто ездит в нашем, гхм, общественном транспорте.
Я неторопливо прихлебнул чаю и так же неторопливо вернул чашку на блюдце. Я будто бы снова почувствовал запах пороха – запах смерти, быстрой и легкой, пятьсот метров в секунду, одиннадцать грамм.
– Вы сказали 'была'. По вашему мнению, с ней что-либо случилось?
– Простите, но это ведь вы, кажется, сказали, 'была'. Знаком ли я с ней. Был. Полагаю, что, будь с ней все в порядке, вы бы так не говорили.
Вот так да. Не такой уж он и балбес. Впрочем, я сам хорош, ох хорош. Совсем обалдел – ни черта за собой не слежу. Но все-таки странно, с виду он такой рассеянный – и тут на тебе.
При плохой игре остается надеяться на хорошую мину. Я резко посмотрел ему в глаза и несколько секунд пристально вглядывался в их неглубокую голубизну.
– Глупо, гражданин Силин. Очень глупо. Ну позвонили, ну совершенно честно рассказали нам об убийстве, а теперь чего-то испугались. Расскажите лучше все, как есть. Следствие разберется.
Силин долгое время не отводил взгляда. Похоже, он был крепче, чем показался в начале знакомства. Но через несколько секунд я понял, что он просто на грани обморока. Наконец Силин выдавил:
– Убийство? Вы сказали – убийство? Ее убили? Кто?
– В этом-то весь вопрос, – ответил я, расслабляясь.
Либо он блестящий актер – а таких мало даже среди профессионалов – либо, как я и думал, персона, затесавшаяся в это дело по чужой воле. Чтобы дать Силину время привести себя в чувство, я встал, наполнил свежий чайник и поставил его на плиту.
– Может, вы есть хотите? Там в холодильнике котлеты и борщ, – ни с того, ни с сего спохватился Силин.
– Хочу, – с готовностью согласился я.
Есть я не хотел. Но как еще сбросить шкуру официальности, особенно после этой грубой уловки с прямым давлением? Таким, как Силин, главное – показать, что следователи тоже люди, которые любят поесть, не исключено – выпить, у которых свои дети и свои домашние проблемы. Для этого у меня даже есть особое обручальное кольцо, которое я иногда одеваю то так, то этак, в зависимости от того, с кем предстоит разговаривать.
А пообщаться с Силиным получше было необходимо.
Он не мог не знать что-нибудь важное.
6 мая, 14.27
Поев на удивление вкусных котлет (в чужих домах особенно плохо, с моей точки зрения, делают котлеты), и понемногу оттаяв после всего происшедшего, я продолжал:
– Вот вы сказали, Дмитрий Евгеньевич, что видели Рубину обычно либо саму, либо, как вы выразились, с гибким молодым человеком, который, скорее всего, ее муж. Очень вас прошу, постарайтесь все-таки припомнить, не появлялась ли она с кем-нибудь еще?
– Видите ли… Простите, не могу ли узнать ваше имя-отчество? Все-таки очень неудобно быть в разговоре на абстрактное 'вы'.
– Владимир Андреевич.
– Спасибо, очень приятно. Так вот, Владимир Андреевич, я редко обращаю внимание на посторонних. Не скрою, конечно, что эта женщина привлекала к себе мое повышенное внимание – знаете, манера держаться, осанка, спокойный властный взгляд и при этом полнейшее отсутствие какого бы то ни было хамства, высокомерия, этого нашего нуворишества. Но мой, если можно выразиться, образ жизни таков, что я редко как-либо соотношусь (он так и сказал – 'соотношусь') с соседями и, разумеется, я не знаю о ней ничего конкретного. Могу лишь сказать, что с балкона я часто видел у подъезда нашего дома разные иномарки, в которых я ничего не смыслю. Пару раз из какой-то открытой элегантной машины выходила девушка, которую я запомнил из-за необычного цвета волос… иссиня-черного, что ли… очень
