говорить, коллега Джексон, надлежит то-то, то-то, и ещё, пожалуй, вот это.
По информации, имеющейся в громадной памяти Суви Сайда, ни одного политика СМГ, со времен установления Галактической Конституционной Монархии, не заказывали; сенатор Негоро все-таки погиб случайно; отменно бессмысленное занятие — убивать госслужащего, даже и неудобного. Академия Власти на Столице выпекает полторы тысячи их каждый год. Неудобного госслужащего покупают, это всегда во сто крат дешевле и надежнее. Лезть в большую политику СМГ Корпорация никогда не лезла, времена не те, но раз заказ поступил, то, значит, во-первых, в высших сферах возникли и нынче столкнулись отдельные интересы, а это, в свою очередь, означает, что подобные заказы, очевидно, будут и впредь, следовательно, очень важно не продешевить сейчас, сначала, чтобы выторгованная сегодня стоимость сделки автоматически становилась стартовой ценой всех последующих, совершаемых на данном уровне. Любопытная история, подумал Суви Сайд. Очень жаль, что невозможно прервать переговоры и обсудить с руководством Корпорации свои интересы, но… переговоры прервать нельзя. Да, милейший Шахматист, в мире что-то коренным образом изменяется, где-то что-то накопилось и требует прорыва… что-то, персонифицированное в ком-то, кого сегодня государство и заказывает Корпорации. Министерство Обороны заказывает Корпорации… военные заказывают, сами не последние специалисты на ниве устранения препятствий… Личности мистера Смита и мистера Буля Суви Сайд и Джексон определили во время веселого полета к Доброму, по спецканалу: полковник Хутырко и войсаул Кребень, тоже, нашлись конспираторы… впрочем, войсаул и не скрывается — одет по форме и естественен в движениях, умный человек… Так что все, как всегда, просто. Интересы. Деньги. Суви Сайд не испытывал никакого удивления, он давно находился на таком месте, откуда отлично виден и понятен каждый стежок с изнанки шва. В каком-то смысле он и являлся тем самым портным, что проходил по шву зубами… В мире, рано или поздно, случается ВСЕ, случилось и это, тем более, что не впервые. Так что — деньги, и только. Просто и понятно: деньги.
Суви Сайд был прав чертовски: полковник Хутырко Афанасий чувствовал себя плохо: простым солдатом, оставленным командиром прикрывать отход подразделения, чувствовал он себя, вдвоем с перегревшимся уже пулеметом и с перспективами, ясными предельно. С бандитами полковник вел переговоры первый раз в своей жизни, хотя в Добром, конечно, бывал часто, тайных переговоров, совещаний и сделок в жизни полковника случилось достаточно… но человека — бандитам — он заказывал впервые… он участвовал тогда в процедуре удаления любовника сестры адмирала из Центра Галактики, и то, мужик живой ушел, сообразил, даром что шпак, а бандитами и близко не пахло, со штрафниками договорились с Принстона… Но сегодня Хутырке приходилось заказывать смерть, более того, смерть женщины, более того, смерть воина, чьи подвиги восхищали каждого, кто носил мундир и присягал чести и совести, миру и мирам… Но полковник Хутырко, при всей обуревавшей его душевной смуте, все-таки был полковник: имелся приказ, причем приказ
А вот войсаул Кребень, усатый, полосатый (весь в ремнях, весь в портупее, не было силы в Галактике способной заставить войсаула осквернить казачье мускулистое тело гражданским платьем, без лампасов, шашек, погон и прапрапардедовских орденов накось к пупку), злой, опытный и хитрый, начальник Службы Охраны адмирала Сухоручко, напротив, никаких душевных борений не испытывал. Никаких. Ибо. Первое: баба — не воин, а, тьфу, прости Господи, небылица. Второе: ну, приказ, это ясно. И, товарищи солдаты, третье: настолько глубоко ему, войсаулу Кребню, было
Войсаул Кребень был казак отменный.
То есть, все сестры по серьгам огребали. А что до брезгливости к бандитам — нет, Кребень не был сентиментален.
И сделка должна быть совершена сегодня. Времени нет и терпения тоже нет. Недаром тупица Хутырко поминутно смотрит на часы, изо всех сил стараясь делать это незаметно. Лучше бы не скрывался.
Скоро они врежут, подумал Кребень, слушая Джексона. Если сразу с ног не сбились — врежут. Тонкие губы его под усами чуть раздвинулись, крупные зубы блеснули. Сейчас идиот-полковник не выдержит, ляпнет глупость, и лихачи нас раскатают по кредитной карточке.
Кребень не ошибся.
К моменту, когда Суви Сайд всё понял, всё просчитал и всё решил, переговоры длились уже несколько часов, без единого перерыва. Отлучаться из комнаты не полагалось, закуски и напитки находились в холодильнике у стены, кофейный автомат и чаеварка стояли прямо на столе… Комната, размером восемнадцать метров, с низким потолком, без окон, с замкнутой системой жизнеобеспечения, была уделана зеркальными плоскостями сплошь: даже отойдя к холодильнику и повернувшись к столу спиной, невозможно было спрятать руки или выражение лица. Стол был прозрачный. На пульте с двумя идентичными панелями, обращенными к каждой из договаривающихся сторон, сияла зелень: все спокойно.
Пора, коллега, шевельнул губами Суви Сайд, выбирая из разложенного перед ним курительного набора лепесток папиросной бумаги. Щепоть табаку он уже приготовил. Часы, вделанные в крышку набора, показывали семь минут второго пополудни среднего времени, пот на лбу Хутырко, несмотря на прекрасную работу кондиционеров, вырабатывался уже полчаса как непрерывно. Кребень не сгрыз левый ус разве что чудом. Они не выдерживали; время работало на 'специалистов'. И Суви Сайд прошептал: пора, коллега. Джексон среагировал моментально.
— Судите сами, господа, — произнес Джексон, ничуть за три часа непрерывной говорильни не осипший, размеренно переводя взгляд с переносицы Хутырки на переносицу войсаула — и обратно, в неощутимых для них паузах успевая следить боковым зрением за губами Суви Сайда и вдобавок — любоваться своими ногтями. — Воистину, господа, судите сами. Вы назвали сумму — вполне достойную, — и вы назвали срок. После чего, чуть ли не четыре битых часа мы произносили по двадцать пять слов каждый каждую минуту, но не пришли ни к чему. Так дела не делаются, не правда ли, господа? Это же не переговоры, а черт знает что.
Произнося речь, Джексон физически ощущал исходившие от 'подрядчиков' усталость, раздражение, постепенно перетекающие в ярость и ненависть, Джексон был очень доволен. Суп вполне готов, коллега Джералд прав, можно снимать с плиты. Достаточно хорошо собой владеет войсковой есаул, слишком умен, но неуклюжий экстраверт Хутырко — странно, как его в военные-то взяли? да ещё и до полковника дослужился? — распространял вокруг себя такое болезненное нетерпение, какое испытывает разве что дикарь, после полубочки светлого пива, стоя с завязанным членом посреди Священной Долины Предков. Джексон ставил на Хутырку. Сейчас он ляпнет, думал Джексон. Снять напряжение, перейдя на простой, солдатский язык, ни стоило ему ни гроша, но даже и не пришло в голову: оппонент, потерявший над собой контроль, — почти союзник, и Джексон с наслаждением играл роль бандюги, лихостью нажившего денег и с них, с лихих денег, купившего положение, титул, диплом, подсмотревшего в кино несколько приличных в обществе манер и вовсю, и всегда не к месту ими козыряющий. Фальшивейшая роль, приводящая, однако, практически любого военного, — а перед Джексоном сидели военные, легко различимые, хоть ты смокинг на него, хоть обезьянью шкуру с лампасами и усами напяль, — в неустойчивое душевное состояние: военному кажется, что это его передразнивают. И Хутырко ляпнул.
— Мистер Джексон! — произнес Хутырко, вытер пот со лба платком, скомкал платок и швырнул его в мусорную корзину под стол. Корзина была смятыми платками уже переполнена. — Мистер Суви Сайд! Может быть, стоит отбросить, наконец, все условности и начать разговор деловых людей о деле? Без
