Сатутре сердечную благодарность. Ведьма прочно обосновалась в родовом гнезде графа и ни в чем не знала отказа. Настоятель церкви Святого Дракулы тихо шипел по этому поводу, но от бурных протестов воздерживался.
Церковь находилась на территории замка и тоже существовала на деньги семьи фон Гнорей. Преподобный Лудц отрывался на проповедях, порицая знахарство. При встрече с Сатутрой он непременно заводил душеспасительную беседу, обычно переходившую в громкий скандал, а порой и в драку. Как правило, победа оставалась за ведьмой: священник сворачивал дискуссию и обращался в бегство, утирая разбитый нос.
Кирпачек улыбался, вспоминая все это. Ему хотелось скорее оказаться дома, войти под родные своды, увидеть и обнять близких. Он то и дело подносил руку к карману куртки, поглаживая лежащую там книжицу. Черный диплом! Юноша представлял, с какой гордостью сообщит родителям об окончании медицинского факультета университета имени Франкенштейна, и не абы как, а с отличием! Находился университет в городе Гдетосарайске, считавшемся в провинциальном захолустье, которым, по сути, являлся весь Кентервильский край, чем-то вроде мегаполиса.
Поступить в столь достойное заведение было невероятно трудно, закончить его — еще труднее. Выпускники прощались с альма-матер с сожалением и в то же время с радостью. Кирпачек вспомнил, с каким трепетом он произносил слова клятвы Гипостраха, и его аристократическое лицо осветилось счастьем.
Так, в размышлениях, мечтах и воспоминаниях незаметно утонула ночь. Лучи темного бордового солнца пролезли в вагон сквозь многочисленные щели, разукрасив морды спящих пассажиров продольными и поперечными линиями.
Молодой врач очнулся от грез и сначала окинул попутчиков рассеянным взглядом, а потом присмотрелся к ним повнимательней.
Прямо около него, поперек прохода, положив под голову дорожный мешок и укрывшись внутриевой фуфайкой, лежал пожилой каменный великан. Одежда на нем была добротная, штаны и рубаха сшиты из крепкого домотканого конопляного полотна. Рядом стояли разношенные сапоги из поросячьей кожи, в одном из которых мирно посапывал гном. Видимо, великану снилось что-то плохое, он гулко охал во сне и сучил ногами. Здоровенные заскорузлые пятки упирались в стену рядом с сиденьем Кирпачека, грозя проломить и без того ветхую перегородку.
Из-под задравшейся рубахи кое-где виднелись наросты мха, тонкими синими полосками оплетающие живот. Молодой врач вздохнул, с жалостью посмотрев на этого еще не очень старого мужчину. Мох на теле — первый признак камнеедки, неизлечимой болезни — жить бедняге осталось от силы век-другой.
Чтобы хоть как-то отвлечься, юноша поднял взгляд. Там, под потолком, облепив тусклые плафоны, уцепившись за каждый мало-мальски пригодный для этого выступ, дремали худенькие крылатые бесенята. Малыши висели вниз головами, полупрозрачные крылышки шелестели на сквозняке. Дети не ухожены, никто не подумал протереть чумазые рожицы, укладывая ребятишек спать. В предутренних сумерках были видны все косточки, обтянутые тонкой, иссушенной кожей. «Анемия», — подумал пассажир, хмуро взглянув на их мамашу, устроившуюся на багажной полке между троллем и чертом.
Кирпачек фон Гнорь хмыкнул и подумал о том, что нужно немного отдохнуть после семидесяти лет усердного труда, зубрежки и интернатуры. Последнее время он часто ловил себя на том, что видит только болезни, болезни и еще раз болезни. Вампир грустно усмехнулся и решил впредь строго следить за тем, чтобы диагнозы не заслоняли лица, формы и характеры.
Словно в ответ на его решение в вагон впорхнула проводница. Чертовка была на удивление миниатюрна и походила на куклу зомби — любимую игрушку и эталон красоты всех девчонок Королевства Объединенных Шабашей. Она прошла мимо, стрельнув красными глазками в сторону симпатичного пассажира, и будто нечаянно задела его пышной грудью. Не дождавшись ответной реакции, девушка фыркнула и направилась в тамбур, демонстративно размахивая длинным тонким хвостом и покачивая бедрами.
Кирпачек затаил дыхание, рассматривая эти самые бедра, потом голодный взгляд недавнего студента скользнул по тоненьким ножкам. «Легкая кривизна как следствие перенесенного в детстве рахита», — подумал он и едва не рассмеялся. Нет, с этим надо что-то делать!
К счастью, паровозик дотащился до пункта назначения и возвестил об этом радостном событии гудком, захлебнувшимся на половине сигнала. Пассажиры загомонили, заметались по вагону. Падали сумки и баулы, гулко кашлял каменный великан, сцепились, перепутав чемоданы, два черта. Визгливо кричала бесовка, собирая в охапку отпрысков. Крылатые бесенята метались под потолком вагона и радостно верещали, когда мамаше удавалось поймать кого-нибудь из них. Наконец собрав всех, бесовка первой вышла из вагона, держа ребятишек за хвостики. Те продолжали махать крылышками, пытаясь вырваться из крепких лап родительницы. Кирп посмотрел в окно и рассмеялся: многодетная мать одной рукой волокла большой баул, а другой, словно связку воздушных шаров, держала детей. «Интересно, почему она идет пешком?» — подумалось вампиру. Присмотревшись, он заметил, что крылья многодетной матери болтаются рваными лоскутами, и застыдился собственного веселья. Крылатых жителей Королевства одолевали паразиты, клещ «меркантилиус жлобус» был одним из самых опасных. Клеща выводили из организма, хоть и с большим трудом, но от крыльев, не подлежащих восстановлению, оставались ошметки, как у этой вот несчастной. Ученые давно бились над проблемой, но понять, почему прекращается регенерация тканей после укусов клещей, не могли.
Следом из вагона вывалился каменный великан, сломав и без того ветхие ступеньки, — у бедняги подвернулась нога. Встал он с большим трудом, долго отряхивал пыль с рубахи, наконец, подобрав упавший на землю мешок, поплелся в сторону города, сгорбившись и подволакивая ноги.
Сломанные ступени не помешали остальным пассажирам выбраться наружу. Песчаные тролли мелкой крошкой высыпались сквозь щели в стенках вагона. Быстренько приняв форму, они построились в колонну. Маршируя, отряд направился вдоль путей вперед, к пустоши, где стоял их дом. Тролли — существа коллективные, жить они предпочитали либо общежитием, либо колхозом.
Ведьмы, устроив обычную для них свару из-за очередности, вылетели на метлах в окна и, кроя друг друга такими словами, что у Кирпа «загорелись» уши, взмыли вверх.
Парочка духов туманными струйками просочилась наружу сквозь вентиляционное отверстие. Вагон опустел. Только тогда Кирпачек поднялся со своего места, вышел в тамбур и, кинув на землю сумку, спрыгнул сам.
Ничего не изменилось. Все та же чисто символическая станция — небольшая, мощенная камнем площадка и столб с указателем: «Чертокуличинск, 20 км». Это означало, что до дома еще пилить и пилить пешочком по пыльной дороге. Кирпачек не думал о километрах. Впервые разве добираться на своих двоих? На пути к дому ему часто казалось, что за спиной выросли крылья, и тогда дорога переставала казаться длинной. Он поднял сумку, но не успел пройти и десяти метров, как оглушительный рев клаксона привлек его внимание. Вампир оглянулся и едва успел отскочить в сторону. Черный автомобиль с открытым верхом промчался вперед и, резко развернувшись, притормозил. Лязгнула дверца, на дорогу выскочил высокий широкоплечий вампир и, улыбаясь во весь рот, быстро зашагал навстречу Кирпачеку.
— Сил! Братишка! — Кирпачек выронил сумку и раскинул руки в стороны.
— Кирп! — Здоровяк в рабочем комбинезоне едва не задушил в объятиях хрупкого, тонкокостного старшего брата. — Ну ты там совсем дошел на ученых харчах! Ну ты красавчик у нас! Ишь, модник какой! — прокричал он. — Прям настоящий виконт!
— Да ладно тебе, раздавишь. — Прибывший из Чертокуличинска вампир, смеясь, с трудом высвободился из крепких объятий брата.
Силик фон Гнорь во всем был безудержен. Если он ел, то сметал со стола все; если ругался, то конфликт заканчивался дракой; а если чего-то хотел, добивался обязательно и непременно. Глядя на Сила, губастого и носатого, с крупными чертами лица, никто бы не сказал, что в нем течет благородная кровь фон Гнорей. Того, что Сил с Кирпом родные братья, посторонний наблюдатель не смог бы и предположить. Одет Силик был просто. Рабочий комбинезон бордового цвета с заплатками на коленях и просторную клетчатую рубаху с закатанными рукавами он снимал, только когда ходил в церковь Святого Дракулы. Однако проповедям преподобного Лудца второй сын графа фон Гноря придавал куда меньше значения, чем работе на скотном дворе. Даже помывшись и натянув на себя неудобные узкие штаны и тесный в плечах пиджак,
