пленным.
Окончательно озверев, дроу стянул капюшон и начал ругаться на своем языке. Реакция немца не заставила себя долго ждать, он с большим любопытством осматривал допрашивающего и прислушивался к звукам незнакомой речи. Командир отозвал старшину в сторону, о чем-то с ним посовещался и отправил нас на поиски воды, выделив трофейные фляги и захваченную в бронеавтомобиле канистру. Сам же со старшиной остался на поляне с пленным. Довольно долго поплутав, мы натолкнулись на небольшой овражек с влажными глинистыми стенами. Выкопали на дне яму глубиной по колено и дождались момента, когда вода, просочившаяся через грунт, отстоится, напились и, наполнив емкости, двинулись в обратный путь.
Еще вчера я перезнакомился с ребятами. Парни оказались компанейскими — причем оба из одной деревни, да и на службу пошли вместе. Понарассказывали они мне о плене такого! Как раненых, которые в колонне идти не могли, прикладами забивали, как днями пить не давали, а о еде — так вообще разговор не шел. Про зверства эти парни с простым белорусским говором тихо рассказывают, а сами все белые и желваки на скулах так и играют. Поведал я в ответ, как из окружения с ребятами выходил, как друга своего в лесу хоронил. И хорошо вдруг стало на душе, выговорились мы.
Почти подойдя к поляне, увидели старшину, волокущего большую охапку сухих веток. На невысказанный вопрос, появившийся в наших глазах, старшина пожал плечами и произнес:
— Попросил принести. Зачем-то ему там дров побольше понадобилось…
Если бы в это время на стоянке присутствовал сторонний наблюдатель, он увидел бы следующую картину: вся поляна расчерчена линиями, по краям дымят три костерка, а в середине находится дроу. С какой-то детской, застенчивой улыбкой он медленно достает из привязанного к колышкам немца внутренности и аккуратно, в каком-то сложном порядке, раскладывает. При этом струйки крови, обильно выливающиеся из разреза на животе, моментально впитываются в землю и без следа исчезают…
Через некоторое время земля мелко задрожала, и тело все еще живого офицера, в распахнутых глазах которого застыл вопль приносимой в жертву души, стало медленно в нее погружаться. Когда немца и его внутренности уже наполовину засосало в ставшую вдруг податливой, как кисель, почву, в кустах зашуршало, и на поляну вывалились красноармейцы…
Ну тут, скажу, вывернуло нас не по-детски, все ведь видели — и руки с ногами оторванные, и как бойцы шевелящиеся кишки себе в живот засунуть пытаются. Но от такой мирной, идиллической картины в закатных лучах продрало нас до самых печенок. Сидит этот дроу на корточках около немца, а тот на глазах в землю проваливается, как в болото, засасывает его, и на лице такое — словами не передать, только мурашки по всему телу пробежали от выражения его глаз. А от дроу отблеск зеленоватый такой исходит, и на поляне воздух как будто искривляется. Побросали мы фляги, да и отбежали подальше. А ведь интересно, хоть и страшно до жути. А когда дроу петь тихим голосом начал, так вообще думали — от страха в землю врастем. Голос-то, он, конечно, тихий, да и слова непонятные, а красиво-то как — не передать. Не у каждой девки голосок-то такой будет, и выводит тонко-тонко. Да главная жуть не в этом состоит — подпевают ему, да так тихо, что с первого раза не поймешь кто.
Подпевают-то деревья, листвой шелестя и ветками поскрипывая, трава и та в такт голосу подрагивает и как бы сама к центру поляны тянется. И нам самим на сердце так легко-легко стало, как будто дед мой покойный к себе на колени посадил, курчавой своей бородой затылок щекочет и говорит ласково: «Ну что, внучек, опять коленку-то расшиб, негодник ты мой!» Смотрим то зверство, на поляне творимое, а у самих на глазах слезы стоят. Как потом из шепота древесного голос складываться стал, так вообще и бежать раздумали. Он, голос этот, как будто со всех сторон слышался, куда голову ни повернешь. Мы с парнями, пока разговор длился, извертелись все. Да причем головами вертим — глаза испуганные, а на лицах выражение счастья, как будто в отчий дом после долгой поездки вернулись. Поговорили они там, на поляне, всего минут пять, а я смотрю — у ребят царапины на лицах сами заживают. От немца-то к концу разговора одни колышки остались, в землю он втянулся. Ну а как голос-то говорить перестал, так мы на поляну вышли…
— Ну что, хумансы? Расскхажу я вам старую былину, кхоторая в вашем мире случилась. Как «леший» гховорит, тысяч десять лет назад мир ваш ничем не отличался по уровню магхии от моего. И существовало мощное островное гхосударство магов — Атл, со столицей в городе Аталгард. В процессе естественного развития ледникхового периода льды все ближе и ближе подступали к гхраницам богхоизбранной империи Атл. Напугханные наступлением ледникхового периода магхи решили провернуть амбициозный проекхт по конвертации магхической энергхии в тепловую, для разогхрева атмосферы. Ну и с радостными воплями колданули, как метко сказал Дух Леса: «Пеньки трухлявые, лучше бы их ростки короед пожрал!» Сейсмическую акхтивность — землетрясения по-простому и вулканы разные — они до этого уже пару тысяч лет закхлинаниями в узде держали. А как то проклятое заклинание развернулось и уровень магии резко вниз скакнул — грохнуло, да так грохнуло, что от материка тогхо только верхушки гор в океане остались. Да если бы те гхады только себе жизнь попортили… После резкогхо падения уровня магии магхические существа как мухи умирать стали. Пракхтически сразу закхлинание пожрало все локхальные источники магхии и принялось за магхический фон планеты. Вот, например, пуща эта раньше от одногхо океана до другхого простиралась, а как магхия исчезать стала, так до текущих гхраниц скукожилась, да и люди потом своими топорами добавили. Тысяч пять лет назад в этих лесах собрались последние из выживших волшебных созданий, да и потихоньку вымерли. Дольше всех оборотни держались, они по своей природе толькхо способность оборачиваться утратили. Но к текхущему времени из-за частых браков с волками от них тоже ничего не осталось. Последние три существа, когда уровень магхии упал ниже уровня, обеспечивающего выживание, решили уснуть, в надежде, что когда-нибудь уровень магхии вернется к своему первоначальному значению. Но им не повезло: закхлинание выпило магхию на этой планете ниже критического уровня. Когда уровень магхического фона упал настолько, что на самоподдержание закхлинания энергии уже стало не хватать, оно саморазрушилось. Но было поздно — все локальные источники магхии «пересохли». Поэтому магхия, выделяющаяся на этой планете, незначительна, и ее не хватило для пробуждения существ.
Причиной, изменившей ситуацию, явилось мое недавнее появление в этом мире — просочившейся магхии хватило, чтобы перевести дух этого леса из летаргхии в состояние неспокойного сна. А когда офицерик немецкий нам в помощи откхазал, решил я из его смерти силы потянуть, как раз на ваше долечивание хватило бы. Единственный метод добывания магхии в вашем мире — это реакция преобразования жизненной силы в магхическую. Но проблемой в этом случае является первоначальный магхический импульс для запуска этой реакции. То есть, если в тебе изначально нет магхии, можешь хоть гекатомбы жертв городить, все равно даже магхический огонек не запалишь. Да тут как раз проснувшийся нахлебник свою долю потребовал, вот и получилась вместо обряда преобразования жизненной энергии в махгическую ритуальная пытка, жертвоприношение Духу Чащи. Ваши предки его еще Лешим звали. На жизнь ему сейчас естественного магхического фона хватит, а вот пошалить старичок пока не сможет — и слава Ллос!
Хотя мужик он хороший, добро помнит. Вот вас подлечил. Надо будет потом с ним еще посидеть, поговорить, когда он тело себе вырастит. С поляной и деревьями как-то странно разгховаривать…
…С ориентацией на местности решили поступить следующим образом: выдвинуться вдоль дороги до встречи с каким-либо легко идентифицируемым географическим объектом и привязаться к нему. Пройдя еще десять километров, устроились на ночлег. Непонятки с моей психикой достали меня до мозговых колик. Стоило появиться более или менее серьезной проблеме, как из меня начинал лезть этот долбаный дроу. В принципе при текущей раскладке организм с психикой дроу имеет большие шансы на выживание в тактическом плане. Но в стратегическом — это полный гаплык. И ведь не объяснишь подсознанию, что светиться нельзя, — на лабораторные смывы пустят. Да что там уж говорить, вон как на меня красноармейцы после сегодняшнего мероприятия смотрят. То ли молиться начнут, то ли в жертву Сталину живьем принесут, как я — немца.
От нечего делать принялся разбираться с двадцатимиллиметровыми снарядами к пушке. Вещь, как вы
