Эрагон передал Джоаду ее слова, и тот сказал:
— Атра эстерни оно тельдуин, Сапфира Бьяртскулар! И всем оставалось только удивляться его знанию древнего языка.
— А ты куда запропал? — набросился на Рорана Хорст. — Где мы только тебя не разыскивали, когда ты за этими двумя магами погнался!
— Теперь это уже неважно. Возвращайтесь на корабль и начинайте разгрузку. Вардены дают нам кров и пишу. Сегодня наконец спать будем на твердой земле.
Все радостно загалдели.
Эрагон с интересом наблюдал, как Роран отдает приказы. Когда Джоад и остальные наконец разошлись, он заметил:
— А они здорово тебе доверяют. Даже Хорст подчиняется без возражений. Ты теперь, что же, за весь Карвахолл в ответе?
— Пожалуй.
Тьма окутала Пылающие Равнины, когда Эрагон и Роран наконец разыскали маленькую двухместную палатку, поставленную для них варденами. Сапфира даже голову туда не могла просунуть и с готовностью свернулась на земле у входа, заявив, что пока посторожит их.
«Как только мои силы хоть немного восстановятся, я сразу же займусь твоими ранами», — пообещал ей Эрагон.
«Ладно. Только не слишком засиживайтесь за разговорами».
Внутри палатки стояла масляная лампа, и Эрагон зажег ее с помощью своего огнива. Он-то прекрасно видел и в темноте, но Рорану был нужен свет.
Они уселись друг напротив друга: Эрагон на постели у стены, а Роран — на складном стуле в углу. Не зная, с чего начать, Эрагон молчал, глядя на пляшущий язычок пламени.
Оба долго сидели неподвижно в каком-то оцепенелом молчании.
Наконец Роран попросил:
— Расскажи, как погиб мой отец.
— Нашотец, — спокойно поправил его Эрагон, заметив, однако, что лицо Рорана совершенно окаменело. — Я имею столько же прав называть его отцом, как и ты, — мягко пояснил он. — Загляни себе в душу, и поймешь, что я прав.
— Ну, хорошо. Расскажи, как погиб наш отец. Эрагону уже не раз приходилось рассказывать об этом, но от Рорана он не стал скрывать даже мельчайших подробностей. Он не только перечислил все события тех дней, но и поведал брату о том, что думал и чувствовал с той минуты, когда в руки ему попало яйцо Сапфиры. Ему очень хотелось, чтобы Роран понял, почему он поступал именно так. Никогда прежде ему так сильно не хотелось, чтобы его поняли.
— Я поступил неправильно, спрятав Сапфиру ото всех, — признался он, — но я очень боялся, что ты потребуешь убить ее. Кроме того, я ведь тогда еще не понимал, какой опасности она нас подвергает. А если б знал… В общем, после смерти Гэрроу я сразу решил уйти из Карвахолла и выследить раззаков. Тогда я уже догадывался, что деревне грозит беда. — Он грустно усмехнулся. — К сожалению, это не помогло. Хотя, если бы я там остался, раззаки с солдатами явились бы туда еще раньше. Да и сам Гальбаторикс вполне мог заявиться в долину Паланкар! Может, я и послужил невольно причиной гибели Гэрроу… — нашего отца! — но я ведь этого не хотел! Я хотел как лучше! Я пытался избавить жителей Карвахолла от опасности, от результатов… моего выбора… — Не находя слов, Эрагон безнадежно махнул рукой. — Я тогда сделал все, что было в моих силах, Роран.
— А что случилось потом? Как Бром вдруг оказался Всадником? Как вы спасли Арью из тюрьмы в Гиллиде? Как ты победил шейда в столице гномов? Неужели все это действительно с тобой было?
— Ну да, конечно. — И Эрагон кратко описал все события с того момента, как они с Сапфирой отправились в путь вместе с Бромом. Затем рассказал о своем путешествии в Эллесмеру и о том, как сильно он переменился благодаря воздействию магии во время празднества Агэти Блёдрен.
Роран, опустив голову на руки, упертые локтями в колени, уставился на пыльную землю под ногами. Глаз он не поднимал, и Эрагон не мог понять, что он чувствует, а входить в его мысли он не хотел, понимая, что это было бы страшной ошибкой.
Роран молчал слишком долго, и Эрагон уже начал опасаться, что он так ничего ему и не ответит. Но Роран все же заговорил:
— Ты наделал много ошибок, но и я не меньше. И я не знаю, чьи ошибки были тяжелее. Гэрроу погиб, потому что ты никому ничего не сказал о Сапфире. Но еще больше людей погибло, потому что я отказался сдаться солдатам, которых привели раззаки… Мы оба одинаково виноваты перед людьми. — Он поднял глаза и медленно протянул Эрагону правую руку. — Так, брат?
— Так, брат!
Схватив Рорана за локоть, он с силой притянул его к себе, и они крепко обнялись, раскачиваясь из стороны в сторону, как когда-то, еще в детстве, делали дома. Когда они наконец разжали объятия, Эрагон смахнул невольно выступившие на глазах слезы тыльной стороной ладони и шутливо заметил:
— Ну все! Теперь Гальбаториксу конец — ведь мы снова вместе! Кто может устоять перед нами? — Он снова сел на постель и потребовал: — Теперь твоя очередь.
Рассказывай, как раззакам удалось захватить Катрину в плен?
Радостное выражение тут же исчезло с лица Рорана. Тихим, монотонным голосом он начал свое печальное повествование, а Эрагон с растущим изумлением слушал его, точно настоящую эпическую поэму, в которой были и яростные атаки, и длительные осады, и череда предательств, и бегство из родного селения, и переход через Спайн, и сожженные верфи Тирма, и невероятное спасение из чудовищного водоворота Кабанье Око…
Когда Роран умолк, Эрагон задумчиво произнес:
— Ты поистине великий человек! Мне до тебя далеко. Я бы и с половиной таких дел не справился. Сражаться — это да, это я могу! Но убедить стольких людей и повести их за собой в такой далекий и трудный поход — нет, это мне не под силу!
— У меня просто не было выбора, — пожал плечами Роран. — Когда они захватили Катрину… — Голос его прервался. — Когда это произошло, мне оставалось либо смириться и умереть, либо попытаться вырваться из устроенной Гальбаториксом ловушки — чего бы это ни стоило. — Глаза Рорана вдруг вспыхнули огнем. — Да, я лгал, я убивал, я жег, я утратил всякую жалость ради того, чтобы попасть сюда. Теперь мне не надо больше заботиться о своих земляках — о них позаботятся вардены. А у меня осталась только одна цель в жизни — найти и вызволить Катрину. Если, конечно, она еще жива. Ты поможешь мне, Эрагон?
Эрагон принес из угла палатки одну из седельных сумок — вардены сложили их там горой — и достал оттуда деревянную чашку и серебряную флягу с волшебным напитком, подарок Оромиса. Он сделал маленький глоток фёльнирва, желая взбодрить себя, слегка охнул, когда волшебная жидкость, пройдя в горло, заставила каждый нерв гореть холодным огнем, затем налил немного зелья в чашку, и на дне ее образовалось пятно шириной с ладонь.
— Смотри, — велел он Рорану и воскликнул: — Драумр копа!
Жидкость на дне плошки замерцала, потом стала черной, и через несколько секунд в центре этого черного круга возник тонкий лучик света, в котором явственно стала видна Катрина, лежавшая ничком возле какой-то стены, рассмотреть которую не удавалось; руки девушки были скованы невидимыми оковами, медные волосы веером рассыпались по спине и плечам.
— Она жива! — воскликнул Роран, наклоняясь над чашкой и тяжело дыша; казалось, он собрался нырнуть в волшебную жидкость и соединиться с Катриной. Надежда и решимость были отчетливо написаны у него на лице, а в глазах светилась такая любовь и нежность, что Эрагон понял: одна лишь смерть может помешать Рорану во что бы то ни стало освободить любимую.
Не в силах более удерживать магические чары, Эрагон позволил изображению померкнуть и, совершенно обессилев, откинулся на постель.
— Да, — подтвердил он, — Катрина жива и, судя по всему, находится в
