– Давай, – согласилась нянюшка. – Только сбрасывать будешь ты. Маграт заколебалась.
– Вообще-то, – наконец сказала она, – когда я предложила сбросить ее с башни, я не имела в виду, что собираюсь сделать это лично. Я имела в виду, что если еще осталась в мире хоть какая-то справедливость, то эту женщину стоило бы…
– В таком случае на твоем месте, я бы лучше помолчала, – перебила ее нянюшка, осторожно становясь коленями на острые осколки. – Ну да, точно. Это Эсме Ветровоск. Ее лицо я ни с одним другим не перепутаю. Сними-ка нижнюю рубашку.
– Зачем?
– Девочка, да ты взгляни на ее руки! Маграт пригляделась и в испуге зажала рот ладонями.
– Что же она такое
– Судя по всему, пыталась просунуть руки сквозь стекло, – ответила нянюшка. – Давай-ка, снимай и порви ее на узкие полоски, а потом сбегай, найди госпожу Гоголь и спроси, нет ли у нее каких-нибудь мазей и не может ли она нам помочь. А еще передай ей, что если она нам не поможет, то чтобы к утру даже духу ее здесь не было. – Нянюшка взяла матушку Ветровоск за запястье. – Признаю, Лили Ветровоск действительно способна была стереть нас в порошок, но вот госпожу Гоголь, коли дойдет до дела, я потреплю так, что мало ей не покажется.
Сняв свою патентованную неуничтожимую шляпу, нянюшка принялась шарить внутри. Наконец на свет божий появилась бархотка, которую нянюшка быстро развернула. Внутри оказались несколько иголок и катушка ниток.
Она облизнула кончик нитки, подняла иголку повыше, держа ее на фоне луны, и сощурила один глаз.
– Ох, Эсме, Эсме, – со вздохом промолвила она, приступая к наложению швов, – тяжело же тебе далась эта победа…
Лили Ветровоск оглядела многослойный серебристый мир.
– Где я?
– ВНУТРИ ЗЕРКАЛА.
– Я мертва?
– ОТВЕТ НА ЭТОТ ВОПРОС, – сказал Смерть, – НАХОДИТСЯ ГДЕ-ТО МЕЖДУ «НЕТ» И «ДА».
Лили обернулась, и миллиард фигур обернулся вместе с ней.
– Когда же я смогу выбраться отсюда?
– КОГДА НАЙДЕШЬ ТУ, ЧТО РЕАЛЬНА. Лили Ветровоск помчалась мимо бесконечных отражений.
Хороший повар утром приходит на кухню первым, а вечером уходит домой последним.
Тетушка Приятка затушила огонь. Потом быстро проверила столовое серебро и пересчитала супницы. И вдруг…
Она почувствовала, что на нее кто-то смотрит.
В дверях стоял кот. Большой и серый. Один глаз горел зловещим желтовато-зеленым пламенем, другой же был жемчужно-белым. То, что осталось от его ушей, больше походило на края почтовой марки. Тем не менее было в нем что-то щегольское, и всем своим видом он как бы говорил: «Я побью тебя одной лапой». Что показалось ей странно знакомым.
Некоторое время тетушка Приятка смотрела на кота. Она была близкой подругой госпожи Гоголь, а потому знала, что внешний облик – это еще одна вредная, но глубоко укоренившаяся привычка. Тем более, побывав хоть раз в Орлее накануне Самеди Нюи Мор человек мгновенно обучается доверять своему рассудку, а не чувствам.
– Если я правильно тебя понимаю, – произнесла она слегка дрогнувшим голосом, – ты бы сейчас не отказался от рыбьих ног, э-э, голов – так?
Грибо потянулся и выгнул спину.
– А в леднике еще осталось немного молока, – продолжала тетушка Приятка.
Грибо счастливо зевнул.
Потом почесал задней ногой за ухом. Человеческий облик, безусловно, хорош, но оставаться в нем постоянно – нет уж, увольте!
Днем позже.
– Похоже, заживляющая мазь госпожи Гоголь действительно помогает, – сказала Маграт.
В руках она держала кувшинчик, наполовину заполненный каким-то бледно- зеленым и необычно зернистым составом со слабым, но всепроникающим запахом.
– Между прочим, в состав ее входят змеиные головы, – сообщила нянюшка Ягг.
– И даже не пытайся меня напугать, – важно заявила Маграт. – Кто-кто, а уж я-то знаю, что «змеиная голова» – это такой цветок. Кажется, разновидность герани. Из цветов можно готовить чудесные средства.
Нянюшка Ягг, которая имела честь провести весьма познавательные, пусть и не лучшие в жизни, полчаса, наблюдая за тем, как госпожа Гоголь готовит свой состав, решила не расстраивать Маграт.
– Ага, – кивнула она. – Конечно, это цветы. Тебя не проведешь, умная девчонка.
Маграт зевнула.
Дворец был предоставлен в их полное распоряжение, хотя у них не было ни малейшего желания им распоряжаться. Матушку поместили в соседнюю комнату.
– Давай-ка, поспи, – предложила нянюшка. – А я пойду сменю госпожу Гоголь.
– Э-э, нянюшка… – нерешительно окликнула Маграт.
– Гм-м?
– Все… Все, что она… что она твердила во время нашего путешествия сюда… Она была такой холодной, такой бездушной. Правда ведь? Не исполняй людских желаний, не помогай людям волшебством и так далее – а потом р-р-раз! И сама все это проделала! Как же ее понимать?
– Послушай, – ответила нянюшка, – есть общие законы, а есть частные случаи. Теперь понятно?
– Нет… – Маграт прилегла на кровать.
– Это значит, что, когда Эсме использует такие слова, как «все» и «никто», на саму себя она их не распространяет.
– Но как же… Если вдуматься… Ведь это ужасно!
– Просто она ведьма, вот и все. Сплошные крайности во всем. А теперь… вздремни немножко.
Маграт слишком устала, чтобы возражать. Она вытянулась на кровати, и вскоре уже послышалось ее негромкое похрапывание.
Некоторое время нянюшка Ягг сидела уставившись в стену и посасывая трубку.
Потом она встала и решительно вышла.
Устроившаяся на стуле у постели госпожа Гоголь подняла голову.
– Пойди и тоже поспи, – предложила нянюшка. – А я пока посижу здесь.
– С ней что-то не так, – ответила госпожа Гоголь. – С ее руками все в
