исполненный дерзкой решимости, скользивший то вверх, то вниз вокруг тона, но никогда даже на мгновение не останавливавшийся на нем. За это он получил Дополнительные Дыни. Вверху, с молельной башенки, поспешно снялась стайка ворон. После исполнения полной хоровой партии из»Он топчет нечестивцев копытами раскаленного железа», Брута ототкнул уши и рискнул чуть-чуть послушать. Стояла тишина, нарушаемая лишь далекими протестами ворон. Это сработало. Сказано:»Положись на Бога». И он всегда так и поступал с тех самых пор, какие только мог вспомнить. Он поднял свою мотыгу и с облегчением вернулся к плетям. Острие мотыги почти коснулось земли, когда он заметил черепашку. Она была маленькая, некогда желтая и вся покрыта пылью. Ее панцирь глубоко треснул. У нее был один похожий на бусину глаз; второй был утерян в одном из множества несчастий, подстерегающих любое медлительное создание, живущее в дюйме от земли. Брута огляделся вокруг. Огород находился внутри святилищного комплекса и был обнесен высокой стеной. – Как ты попала сюда, малышка? Ты что, прилетела?
Черепашка одноглазо смотрела на него. Брута почувствовал легкую тоску по дому. Там, в песчаных холмах, черепахи водились во множестве. – Я могу дать тебе немного салата. Хотя я не уверен, что черепах можно держать в огороде. А ты не клещ?
Брута чувствовал, что должен что-то сделать. – Здесь есть виноград. – сказал он. – Наверное, не будет грехом дать тебе одну виноградину. Тебя устроит виноград, черепашка?
– Тебя устроит превратиться в самую отвратительную гадость в самой дальней дыре хаоса? спросила черепаха. Вороны, перелетевшие на внешнюю стену святилища снова поднялись в воздух при исполнении «Путь неверных идет сквозь тернии»
Брута открыл глаза и вынул пальцы из ушей. – Я все еще здесь, – сказала черепаха. Брута колебался. Его начало понемногу осенять, что демоны и суккубы не появляются в образе маленьких старых черепах. Это ничего не дает. Даже Брат Намрод был бы вынужден согласиться, что когда дело доходит до безудержного эротицизма, вы можете куда больше, чем одноглазая черепашка. – Я не думал, что черепахи могут говорить. – сказал он. – Они не могут. – сказала черепаха. – Почитай по моим губам. Брута пригляделся. – У тебя нет губ. – сказал он. – Да, как и достаточных голосовых связок. – подтвердила черепаха. Я делаю это прямо у тебя в голове, понимаешь?
– Гошш… – Понял, да?
– Нет. Черепаха закатила глаз. – Я должен был предвидеть. Ладно, все равно. Я не обязан тратить время на садовников. Пойди и приведи ко мне главного, сейчас же. – Главного сказал Брута. Он приложил руку ко рту. – Ты не имеешь ввиду… Брата Намрода?
– Кто это? – сказала черепаха. – Наставник послушников!
– О,
Брута подавленно кивнул. – Первосвященник, ясно? Первый Священник. Первосвященник. Брута снова кивнул. Он знал, что здесь есть Первосвященник. Хотя он уже почти мог объять умом иерархическую структуру, связывающую его с Братом Намродом, он был просто не в состоянии воспринимать всерьез узы, существующие между ним, послушником Брутой, и Ценобриархом. Теоретически, он подозревал, что нечто такое есть, и этим нечто является могучая инфраструктура Церкви с Первосвященником наверху и им, Брутой, прочно внизу. Однако, он представлял себе это как, возможно, амеба представляет себе цепь эволюции от себя вплоть до, к примеру, главбуха. В течение всего пути наверх происходит потеря связей. – Я не могу пойти позвать…-Брута заколебался. Сама
Брута сморгнул. Потом он произнес: «Нет. Я видел Великого Бога Ома», он взмахнул рукой, добросовестно сотворяя знамение святых рогов, – «он не черепахообразный. Он появляется как орел, или лев, или могучий бык. В главном святилище есть статуя. Она семи локтей в вышину. На ней бронза и все такое прочее. Она топчет неверных. Невозможно топтать неверных будучи черепахой. Я имею ввиду, все, что ты можешь сделать это многозначительно на них посмотреть. У него рога из настоящего золота. Там, где я жил, в соседней деревне была статуя в локоть высотой, и это тоже был бык. Потому я знаю, что ты – не Великий Бог», святые рога, – «Ом». Черепаха осела. – Ну и сколько же говорящих черепах ты встречал? – саркастически спросила она. – Не знаю. – сказал Брута. – Что значит – не знаю?
– Ну, они все могли разговаривать. – искренне ответил Брута, демонстрируя глубоко специфический тип логики, приобретенный им на Дополнительных Дынях. – Они просто могли ничего не говорить, когда рядом был я. – Я – Великий Бог Ом. – произнесла черепаха угрожающим и неотвратимым низким голосом. – И скоро ты станешь очень несчастным священником. Пойди и найди его. – Послушником. – сказал Брута. – Что?
– Послушником, а не священником. Они не позволят мне… – Найди его!
– Но я не думаю, что Ценобриарх вообще приходит в наш огород. – произнес Брута. – Я не уверен, что он вообще знает, что такое дыня. – Меня это не волнует. Приведи его немедленно, – сказала черепаха, – или здесь будет землетрясение, луна станет, как кровь, лихорадка и фурункулы снизойдут на человечество и произойдут всевозможные другие болезни. Я серьезно. – добавила она. – Я посмотрю, что смогу сделать сказал Брута пятясь. – Я еще очень мягок, для подобных обстоятельств! – прокричала черепаха ему вслед. – Имей ввиду, ты не так уж плохо поешь! – добавила она, словно что-то вспомнив. – Я слышал хуже! – в тот момент, когда грязная ряса Бруты исчезала за воротами. – Напоминает мне времена чумного поветрия в Псевдополисе, – произнесла она тихо, когда затихли шаги. – Ах, какие там были стоны и скрежет зубовный… – она вздохнула. – Золотые деньки, золотые деньки!
Многие чувствуют в себе призвание быть священниками, но в действительности, они всего лишь слышат внутренний голос, говорящий им: «Это непыльная работа, без таскания тяжестей. Или ты собираешься быть пахарем, как твой отец?» Но Брута не просто верил. Он действительно Верил. Это тяжкое происшествие для любой богобоязненной семьи, но у Бруты всего-то и было, что его бабушка, и она тоже Верила. Ее вера была подобна вере железа в металл. Она была одной из тех женщин, которые приводят в ужас священников и знают все псалмы и проповеди наизусть. Женщин в Омнианской Церкви только терпели. Они должны были хранить абсолютное молчание и быть хорошо скрыты в отдельной секции, ибо вид этой половины рода человеческого заставляет мужскую его половину слышать голоса сродни тем, что мучили Брата Намрода каждое мгновение сна и бодрствования. Проблема состояла в том, что бабушка Бруты была личностью, способной пробиться и сквозь свинцовое покрытие, и сквозь жесткую набожность. Случись ей родиться мужчиной, восьмой пророк омнианства объявился бы куда раньше ожидаемого. Теперь же она с устрашающей эффективностью организовывала бригады по очистке святилищ, полировке статуй и забрасыванию камнями подозреваемых девиц. А потому Брута рос с твердым и четким знанием о Великом Боге Оме. Брута рос, зная, что глаза Ома неотрывно следят за ним, особенно в местах уединения типа туалетов, что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях, когда не использовалась, удерживают их на расстоянии. Он мог прочитать наизусть любую строку из любой из семи Книг Пророков, и каждую Заповедь. Он знал все Законы и все Песни. Особенно Законы. Омнианцы были очень богобоязненным народом. У них были веские причины для страха.
Комната Ворбиса находилась в верхней Цитадели, что не было типично для дьяконов. Он не просил об этом. Ему редко приходилось о чем-то просить. У Судьбы есть способы отмечать своих избранников. Кроме того, его посещали наиболее влиятельные люди церковной иерархии. Конечно, не шесть Архисвященников, или лично Ценобриарх. Они не столь важны. Они просто находятся наверху.
