Чиун закрыл дверь.
– Ну? – спросил Римо.
– Что «ну»?
– По-моему, тебе есть что сказать. Говори.
– Я рад, что ты поднял этот вопрос, Римо, Ты нанес Нуичу неудачный удар, на дюйм ниже, чем надо. Раньше я бы простил тебе такую небрежность, так как твое извращенное американское восприятие обрекало тебя на небрежность и халтуру. Но теперь я не могу простить этого. Когда ты поправишься, придется отработать этот удар. К счастью, жители деревни знали, что ты ранен, поэтому они были к тебе снисходительны. Ты не опозорил Дом, но мы должны быть уверены, что этого не произойдет и в будущем.
– Это все, что ты собирался мне сказать?
– А что еще?
– Почему твой ноготь был в крови?
– Мой ноготь?
– Да. Ноготь указательного пальца левой руки.
– Тебе это померещилось в бреду, – сказал Чиун.
– Ты прикончил Нуича, разве нет?
– Римо, как ты можешь говорить такое! Ты же знаешь, что Мастер никогда не поднимет руку на жителя деревни. А я Мастер. Ну, может быть, на те несколько секунд, когда Нуич провозгласил себя Мастером, я таковым не был, но...
– Не рассказывай мне сказок, – перебил Римо. – Ты был Мастером и остаешься Мастером, и если ты пырнул Нуича, то не имел права.
– Если я что-то сделал не так, то отвечу перед своими предками. Но все это день вчерашний и день сегодняшний. Поговорим о завтрашнем дне. О том дне, когда ты, Римо, станешь Мастером Синанджу.
Чиун широко раскинул руки, словно стремясь охватить комнату со всеми ее вазами, кувшинами и прочей утварью.
– Только представь, Римо, когда-нибудь все это будет твоим!
– Верни обратно Нуича, – сказал Римо, и впервые за много дней смех не вызвал у него боли.
