своему Пуассону.
Мадам Пуассон подарила любовнику мимолетный, но горячий поцелуй и выскользнула за дверь. Увидев едва успевшего отскочить от двери Николя, она неожиданно подмигнула слуге. Тот все мгновенно понял и заговорщически шепнул в ответ:
– Я скажу хозяину, что ваша дочь очень похожа на него.
В руку слуги перекочевала монета, тут же исчезнувшая в складках его одежды.
Когда через пару минут задумчивый Ле Норман действительно поинтересовался у Николя, помнит ли тот дочь мадам Пуассон, прохвост уверенно ответил:
– Малышку, так похожую на вас? У мадам, кажется, еще есть сын, но того я видел всего один раз.
Получив еще одну монету, Николя пожалел, что о сходстве малышки Жанны Пуассон не приходится говорить каждому встречному или хотя бы хозяину десяток раз в день.
– Если они придут вечером, пока меня еще не будет дома, не давай им скучать.
– Конечно, я буду ходить на руках, бегать на четвереньках, лаять и мяукать…
– Глупости, лучше предложи им сладости и разожги камин, сегодня прохладно.
Николя подумал, что для самого себя господин Ле Норман камин разжигать не стал бы.
Господин Ле Норман в тот день работал крайне рассеянно, чего с ним никогда не бывало, а потому очень удивил своих помощников. С изумлением наблюдая за непривычно задумчивым генеральным откупщиком налогов, один из его секретарей Франсуа ломал голову над тем, что же могло привести патрона в такое состояние. Но событие явно было неплохим, потому что господин Ле Норман время от времени загадочно и довольно улыбался, словно знал какой-то секрет. Так бы и гадать Франсуа, но откупщик вдруг поинтересовался:
– Чему должны учить девушку из благородной семьи? Где взять таких учителей?
Сказать, что вопрос сильно озадачил секретаря, значит не сказать ничего. Бедолага даже не сразу понял, что хочет знать его патрон.
– Ну, чему и кто учит девушек в Париже?
Франсуа едва не ляпнул, мол, смотря каких девушек и для чего, но вовремя сдержался, сообразив, что едва ли господин Ле Норман стал бы интересоваться воспитанием девушки вольного поведения, такую обучили бы и без него. Значит, здесь дело серьезней. А уж когда следом Ле Норман вдруг тихонько поинтересовался, помнит ли секретарь мадам Пуассон и ее дочь, до Франсуа дошло, какую именно девушку откупщик имел в виду.
– Как вы считаете, у малышки Жанны со мной есть что-то общее?
Секретарь совершенно честно ответил:
– Ее глаза похожи на ваши.
Ле Норман едва сдержался, чтобы не завопить:
– Что же вы раньше все молчали?!
Работы после такой беседы не получилось вовсе. Махнув рукой на дела, господин Ле Норман поспешил домой, жалея, что наказал мадам Пуассон приехать только вечером. Исправлять положение пришлось Николя, который немедленно был отправлен в дом Пуассон звать мать с дочерью к обеду. Сам обед тоже был заказан изысканный. Господин Ле Норман не мог дождаться, когда же увидит свою малышку, будучи уже совершенно убежден, что это его дочь.
Мадам Луиза Мадлен Пуассон после утреннего визита к своему многолетнему любовнику не могла найти себе места. Поверит ли Ле Норман, не передумает ли за день, ведь она не оставила себе путей к отступлению, если он засомневается, то лучше бы вообще ничего не начинать. Служанка Луиза с удивлением следила, как мечется по своей небольшой спальне мадам, гадая, что могло привести красавицу в столь сильное возбуждение? Хозяйка ездила к Ле Норману, своему покровителю. Неужели этот толстяк мог обидеть мадам? Странно, откупщик так привязан к госпоже Пуассон…
Подняв дочь с постели раньше обычного, мадам сама проследила, чтобы девочку умыли и причесали особенно тщательно, а уж за одеванием наблюдала и вовсе придирчиво. Понятно, дело касается Жанны; видно, мадам передумала отправлять дочь обратно в монастырь урсулинок. Тогда куда же?
И вдруг явился слуга господина Ле Нормана с приглашением на обед! Вот так вдруг? Но мадам Пуассон, видно, обрадовалась такому известию, она даже пошла красными пятнами от возбуждения. Девочка поняла все по-своему, когда они уже садились в карету, чтобы ехать в дом генерального откупщика, Жанна осторожно поинтересовалась:
– Мы едем к королю?
– К королю? О нет, пока не к нему. Мы едем к господину Ле Норману, которому ты должна понравиться.
– Зачем?
– Тогда он даст денег на твое обучение.
– Но сестры в обители учат меня читать и писать, а еще петь псалмы и молиться.
– Боюсь, малышка, что королю нужно не это.
– А что нужно королю?
– Чтобы блистать при дворе, нужно уметь петь, танцевать, декламировать стихи, хорошо знать поэзию, разбираться в живописи, архитектуре и еще много в чем. Если ты понравишься господину Ле Норману, он оплатит учителей для всего этого.
Девочка серьезно кивнула:
– Я постараюсь понравиться.
Мать и не сомневалась, малышка Жанна всюду слыла очень приветливой, приятной девочкой, говорили, что у нее врожденное умение ладить с людьми и очаровывать их. Дай-то Бог, чтобы удалось очаровать господина Ле Нормана… или отца? Мадам Пуассон не могла бы сказать наверняка, от кого именно родила дочь, но не от Пуассона точно, того просто не было в Париже в определенное время.
Мадам осторожно пригляделась к дочери, хотя за нынешнее утро успела изучить, кажется, каждую черточку ее лица досконально. В Жанне, несомненно, было что-то от Ле Нормана, и это что-то – глаза, особенно их цвет. Конечно, у генерального откупщика глаза уже изрядно выцвели и прятались под складками век так, что иногда было трудно понять, есть ли они вообще, но Луизе Мадлен казалось, что она помнит глаза любовника, какими те были прежде – именно такого непонятного цвета.
Взволнованный не меньше самой Луизы Мадлен господин Ле Норман встречал любовницу с, как он уже был уверен, своей дочерью едва ли ни на крыльце. Мадам Пуассон поняла, что ее задумка удалась. Но она даже не подозревала, насколько!
Оказавшись в объятиях пожилого толстяка Ле Нормана, Жанна вдруг почувствовала, что ей вовсе не неприятно, она даже с чувством ответила на его поцелуй, в свою очередь чмокнув в щеку. Хозяин дома так расчувствовался, что вынужден был тайком смахнуть скупую мужскую слезу со щеки.
Обед оказался выше всяких похвал, Ле Норман норовил угодить прежде всего маленькой Жанне, подсовывая лучшие блюда, тщательно следя, чтобы ее тарелка была полна, на месте, где она сидела, ниоткуда не сквозило, а огонь камина не оказался слишком жарким. Мадам Пуассон с изумлением наблюдала за любовником: для Ле Нормана, казалось, перестали существовать все женщины, девушки и девочки на свете, кроме вот этой очаровательной малышки.
Конечно, Жанна еще была голенастым, не оформившимся олененком, но возбуждение и удовольствие от того, что она оказалась в центре внимания, сделало девочку хорошенькой. Стало ясно, что, немного развившись, она действительно превратится в красавицу, пусть не первую во Франции, но достаточно привлекательную для того, чтобы поспорить с королевой. Мария Лещинская, конечно, недурна собой, но частые роды и время сделали свое дело. И хотя король был верен королеве и фавориток не имел, все прекрасно понимали, что это вопрос времени.
Увлекшись такими размышлениями, Луиза Мадлен едва не допустила главную ошибку: она уже открыла рот, чтобы рассказать о пророчестве госпожи Лебон, но вовремя сообразила, что неглупый Ле Норман сразу смекнет, почему вдруг обнаружилось сходство девочки с ним, и прикусила язык. Пусть он сам придет к мысли, что ей нужно прекрасное образование и все остальное, что позволило бы чувствовать себя свободно в блестящем обществе, а уж как попасть в это общество, придумают позже.
И все же речь о пророчестве зашла. Проговорилась сама Жанна, в какой-то момент девочка мило прощебетала, что Лебон предрекла ей внимание короля. «Хорошо хоть не любовь!» – мысленно ахнула
